Из аэропорта Нью– Йорка я ему написала. Пользоваться телефоном – это единственное, что мне разрешил маршал, нарушив протокол. Сообщения мои Габри тоже не читает. Самое интересное, что он моментально стал мне безразличен. Когда я поняла, что он бросил меня в такой беде, то все чувства к нему просто испарились, как пачка чипсов еще до начала фильма в кинотеатре.

Сейчас остались только злость и сожаление. Но не только на Габри, а и на себя тоже. Ведь по большому счету я осталась ради него, и чем я только думала? Принести такую жертву ради отношений с человеком, которого я, оказывается, даже не знала и для которого так мало значила.

За эту неделю в изоляторе я поняла, что отнеслась ко всему безумно легкомысленно. Ты живешь четыре месяца с визой и ни разу не попадаешь ни на один контроль. Когда виза заканчивается, в твоем физическом мире ничего не меняется, ты как жила, так и продолжаешь. Поэтому истории про иммиграционную полицию в какой– то степени звучат, как сказки про монстров. Тебе кажется, что с тобой этого никогда не произойдет – с кем угодно, но не с тобой.

– Аня, это просто ужасно– все, что тебе пришлось пережить. Даже не могу себе представить, как ты это все выдержала. Кстати, ты похудела, причем сильно.

– Да, мне кажется килограммов на десять. В изоляторе ничего почти не ела, пыталась больше спать. Режима там не было. Подъем, отбой и приемы пищи, все остальное время мы были предоставлены сами себе. Вот я и лежала в кровати, заливая слезами синтепоновую подушку. Много времени оставалось думать и переосмысливать. На фоне изолятора возвращение домой показалось не такой уж плохой идеей, как мы с тобой думали в конце августа.

– Еще бы.

– Я почувствовала себя одинокой, чужой и никому не нужной. Что страна, которая еще пару дней назад улыбалась мне и угощала меня самой вкусной на свете пиццей, теперь хочет, чтобы я заплатила по счетам.

– Как думаешь, есть способ вернуть твои вещи?

– Ну, надежда только на то, что у Габри в голове все встанет на места. Что он поведет себя, как нормальный человек, и хоть эту мелочь сделает для меня.

Ты представляешь, сколько там у меня всего осталось: компьютер, одежда, обувь и всякие мелочи. Я буду продолжать писать ему в надежде на чудо, больше мне ничего не остается.

И этот человек казался мне достойным, чтобы ради него пойти на риск. Но я ошиблась. Не знаю, могла ли я такое предвидеть.

– Я думаю, никто не смог бы предвидеть. Но знаешь, хорошо, что это случилось сейчас. Не через год или два, когда ты уже привыкла бы жить там и у тебя была бы работа и налаженная жизнь. Сейчас у тебя был период Work and Travel. Как раз началась его вторая часть – travel. Work мы честно отработали, а вот попутешествовать забыли.

– Не могу себе простить, что не поехала с тобой в Нью– Йорк. Представь, из– за моей влюбленности я даже не попутешествовала. Если не считать эту феерическую поездку, в которой я не успела ничего увидеть. А еще мне поставили запрет на въезд на пять лет. Так что не видать мне Нью– Йорка в ближайшем будущем.

– Ничего, у тебя еще будет шанс. Мы обязательно с тобой туда съездим.

Я обняла ее, и мы немного помолчали. Все это напомнило мне, что нельзя делать рискованные ставки на парней. Через год Аня уже не вспомнит, кто такой Габриэль, а депортацию не забудет никогда. И запрет на въезд в ближайшие пять лет. В ее личном деле запись о нарушении закона будет всегда, в будущем при выдаче визы это сыграет не последнюю роль.

Нам уже пора было ехать на вокзал. Мы спустились в метро, вышли на станции «Вокзальная» и пошли к нашей платформе. До отправления было еще сорок минут, но в поезд уже можно было заходить.

Мы гуляли целый день и устали, поэтому сразу легли отдыхать. Говорить не хотелось. День, который мы пережили сегодня, измотал как Аню, так и меня.

Мы уехали в мае вместе, а вернулись вместе только сейчас. Только теперь, когда мы вдвоем едем в одном купе поезда Киев– Запорожье, это выглядит словно дорога из Америки, только чемоданов не хватает.

Аня уснула, а я еще прокручивала в голове ее рассказ. Только сейчас я почувствовала, что наша американская история закончилась.

Утро в чужой квартире вызывает физический дискомфорт. При свете дня все выглядит гораздо уродливее, чем ночью. Кусок обоев отклеился в углу, на диване – пятна непонятного происхождения. Чувствую себя дурой, потому что затеяла все это. Я немного поспала, но бодрее не стала. Даже боюсь смотреть на телефон. Бедный Данил, он, наверное, совсем места себе не находит. Нужно позвонить ему и позвать на завтрак на нейтральной территории.

Странно, ни одного пропущенного звонка. На часах восемь двадцать, неужели он до сих пор спит? Итак, три глубоких вдоха и выдоха, и набираю его номер. Гудок – раз, гудок – два, гудок – три. Все, не могу это выдерживать, кладу трубку.

Перезванивает. Не могу ответить, мне страшно. Ну давай же, бери!

– Алле, привет.

– Привет.Ты где?

– Давай позавтракаем вместе, и я все расскажу.

– Хорошо, куда за тобой заехать?

– Я сама подъеду, давай в «Кофе– кофе» через двадцать минут.

– Хорошо.

Он спокойный, это неожиданно. Я готовилась отражать кучу вопросов и даже криков с его стороны. Теперь главное не поддаться его заботе и пониманию. У меня были причины, чтобы уйти, и я теперь должна отстоять свое решение.

* * *

– Привет, ты на такси?

– Да.

– Будешь завтракать?

– Мне как обычно.

– Я проснулся среди ночи, а тебя нет. Позвал тебя, и никто не ответил. Я потянулся за телефоном и нашел твою записку. Могла просто сказать, что хочешь переночевать у какой– то из подруг, зачем было уходить среди ночи, как воришка?

– Данил, я не просто ночевала не дома, я теперь живу там, где ночевала сегодня.

– Что? В каком смысле живешь?

– Вчера я ушла, не собирая вещей, в ближайшие пару дней я обязательно их заберу.

– Это какой– то сюрреализм. Что ты хочешь этим сказать?

– Я сейчас попрошу меня не перебивать и выслушать. Мне сложно все это сказать, а еще сложнее было решиться. Я уже давно чувствую себя несчастной. И дело, конечно же, не в тебе. Я по– прежнему тебя люблю, и ты самый прекрасный человек в целом мире, а вот я – нет.

Я никак не могу наладить отношения с самой собой. Я не была одна фактически никогда. С самой школы у меня постоянно были парни. Я постоянно находилась в романтических отношениях, хороших или плохих, не имеет значения, но всегда был кто– то, кто придавал моей жизни смысл.

И вот сейчас, будучи безгранично счастлива с тобой, я этот смысл потеряла. Ты дал мне все, и теперь мне не за что бороться, понимаешь?