Сати серьезно кивнула. У Яшки глаза полезли на лоб, а Ирина отвернулась, чтобы не рассмеяться.

— Ким Магомедович сегодня уехал очень рано, — няня Саша вошла в детскую с подносом, на котором были сок и печенье. — Вы садитесь, Ирина, поговорим, пока они играют, — Саша кивнула на детей. — А я вашу передачу смотрю всегда, даже, когда работаю. Уложу детей и смотрю.

— Спасибо, а вы давно здесь работаете? — улыбнулась Ирина, няня начинала ей нравится.

— Три дня, но девочки меня уже любят, — хмыкнула Саша, ловко наливая из кувшина в чашки сок. — Меня вообще дети любят.

— Немножко завидую, — призналась Ирина, разглядывая курносую симпатичную девушку.

— Это просто работа, — Саша протянула Ирине чашку с соком. — Угощайтесь. Скажите, а зрителем вашего шоу стать легко?..

— Приезжайте к трём к телецентру с паспортом и вы — зритель.

— И платить за вход не надо?!

— Не надо, — улыбнулась Ирина.

— Здорово! — засмеялась Саша. — Я обязательно приеду.

— А мы? — наперебой закричали сёстры. — Мы тоже с тобой, ладно!?

— И мы, мам, — добавил Яшка. — С Павликом.

Саша с Ириной переглянулись.

— Я подумаю, — профессионально-строгим голосом сказала няня. — А пока пейте сок.

— Скажите, Саша, а где гостевой туалет? — устав сидеть на маленьком неудобном стуле, через полчаса поднялась Ирина.

— Да заходите в любой, всё равно дома никого нет. Сегодня хоронят тёщу Кима Магомедовича, — Саша с любопытством посмотрела на Ирину.

Ирина вышла из детской и огляделась. В большом французском окне куда-то на север бежали облака…

«Значит, сегодня он хоронит тёщу. Это называется, пришла в гости не вовремя».

За дверью детской на стене криво висел небольшой цветной портрет: у дома под берёзой стояли в обнимку две женщины. Ирина всмотрелась. Юная красавица Ева и роскошная, с копной пепельных волос молодая бабушка Лиля. Мать и дочь. Они жили здесь буквально вчера, внезапно подумала Ирина. Постояв на балконе с минуту, Ирина вернулась в детскую.

— Ну, что, нашли? — Саша улыбнулась. — А дом не захотели посмотреть?.. Я, к примеру, люблю рассматривать чужие дома.

Ирина покачала головой.

— Тогда пойдёмте вниз, — Саша хлопнула в ладоши. — Кто хочет на качели? Все?.. Так, не забудем переодеть тапки на сандалики… Пойдёмте!

— Они вас слушаются, — удивилась Ирина. — И мои тоже, хотя меня, и даже бабушку слушают не всегда.

— Главное, чувствовать себя старшей, Ирина, и тогда всё получится, — подмигнула ей Саша. — Я уже десять лет работаю с детьми, полжизни практически. Мне хорошо с ними, а им хорошо со мной, как-то так, но главная всё равно я, а не они.

Во дворике у дома продолжались ранее установившиеся отношения — трёхлетний Пашка очаровывал Сати и Тамилу: сидя на качелях, он благосклонно улыбался и принимал ухаживания, а Яшка и Резеда, усевшись на асфальте, настойчиво откручивали колёса у игрушечного велосипеда.

— Ирина, простите, у ваших сыновей разные отцы?.. — понизив голос, спросила Саша.

— С чего вы взяли?

— Это стопроцентно разные маленькие люди, — Саша быстро переводила взгляд с младшего на старшего. — Ой, а поглядите-ка на крышу напротив нас…

С пологой крыши избушки перед соседним особняком им заполошно махала рукой бабка-соседка. Голубой пляжный зонт над ней выворачивался и хлопал на ветру.

— По-моему, она вас зовет? — прислушалась Саша. — Да, она называет ваше имя… Слышите? Пойдёте к ней?

Ирина, помявшись, кивнула.

— Я быстро, хорошо? Мальчишки… Яш! — Ирина снова позвала. — Яш…

— Да вы идите, я посмотрю за ними, — Саша достала из кармана свисток. — Вы её знаете, наверное?.. Странная старушка.

— Нет, первый раз вижу, как и вас, — Ирина мимолётно взглянула на крышу избы, с которой махала ей незнакомая потешная бабка, и ей почему-то стало тревожно. — Я быстро, — уходя, пообещала она, но у калитки Ирина нос в нос столкнулась с незнакомой темноволосой девушкой.

— Как вы оказались в доме Хазаровых?.. — расставив руки, не пропустила её та, недоверчиво сверкнув карими глазами.

— Я здесь в гостях. Спросите у Саши, — миролюбиво ответила Ирина.

— Извините, — девушка с облегчением выдохнула. — Знаете, вон там, — она указала на начало улицы, где был шлагбаум, — Кима Магомедовича спрашивает какой-то старик. Он довольно сердито спорит с охраной, и спрашивает, когда будут похороны. Себя он называет Прищепским…

— Хазаров вроде бы сейчас на похоронах тёщи, — пробормотала Ирина.

— Этот Прищепский говорит охране, что он, якобы, душеприказчик, — девушка растерянно оглянулась. — Вы не знаете, что это значит?

— Простите, а вы сами-то кто?.. — Ирина взглянула на оливковый жакет и розовые кудри собеседницы.

— Меня зовут Даша, я приходящая прислуга из агентства «Звездный слуга», — девушка достала из сумочки сотовый телефон. — Может быть, вы позвоните Хазарову и скажете об этом старичке?.. Я работаю здесь третий день, и у меня есть только рабочий телефон Тамары Викторовны.

— Вот и позвоните Тамаре Викторовне, — Ирина обошла девушку и направилась к избушке за боярышниковым забором. — Я здесь всего лишь гость и привела к дочкам Кима Магомедовича своих сыновей.

— Хорошо, я всё поняла, сейчас позвоню Тамаре Викторовне, — кивнула та, не трогаясь с места.

МЕШОК С НЕПРИЯТНОСТЯМИ

Матрене Ильиничне Гуряевой всю ночь не спалось. Она ворочалась, как разбуженный медведь в берлоге, вспоминая Льва Тимофеевича Рогаткина, которому так и не отдала мешок, отобранный у пьющего и гуляющего москвича Койотова. То, что Москва — город обмана, Матрена Ильинична догадывалась давно, впрочем, как и то, что на просторах страны кое-где ещё сохранились честные люди, живущие на честно заработанные небольшие деньги. Тихая жизнь старухи мало изменилась с тех пор, как сын привез её с Чукотки в Москву, потому что Матрена Ильинична из соображений бережливости категорически отказывалась пользоваться «платиновой» кредитной карточкой, которую сын вручил ей по приезде, умудряясь жить на свою честно заработанную пенсию в 3199 рублей, изредка подрабатывая гаданием. Карточку же, побрызгав на неё святой водой, Матрена спрятала за икону — на чёрный день… Хотя следует признать, что совсем не пароксизмы скупости беспокоили её последнюю неделю, а злополучный мешок со старым барахлом и загранпаспортом тёщи Хазарова.

Вот и сегодня, прямо с утра, бабка сидела и гипнотизировала мешок, пока пила чай с вареньем и белыми сухарями. Ей уже осточертело перебирать и мерить всё, что в нём было: паспорт, прочитанный вдоль и поперёк, странную кость, полую внутри, две трухлявые шкатулки с ещё одной костью, мужские карманные часы, пару ношенных, но ещё приличных кофт, рваные перчатки, тряпку в пятнах, складывающуюся трость и ещё какие-то непонятные пустяки, рассыпающиеся в руках от древности.