В «Вечерке», полгода назад, Михаилу с его «произведениями» посоветовали обратиться в городское отделение Союза писателей. А там уже, некто Кочнев, известный поэт местного розлива, выдал рецензию на машинописный текст собранных стихов. Естественно, Кочнев в пух и прах разгромил наивные, псевдохудожественные поделки начинающего автора, но, вместе с тем, отметил, что, мол, цикл «Старая Зарека» написан, «будто бы другим человеком» и заслуживает того, чтобы его напечатали в любой центральной газете. Ибо и «образный строй произведения», и «умение рисовать словами», и «острая гражданская направленность» заслуживают этого…

Михаил был весьма польщен, как, впрочем, и разочарован. «А как же всё остальное? Выходит, что ерунду я написал?». Однако, после долгих мучительных самоистязаний он, как это обьино и происходит с начинающими, внутренне обвинил не себя, а, разумеется, Кочнева, который-де ничего не понимает в «настоящей поэзии», и пытается «закрыть дорогу таланту».

Через некоторое время «поэт», вновь, отдал стихи, но уже другому рецензенту. К удивлению и разочарованию, эффект повторился! Пашкова, также похвалив цикл, но не другие вещи, вместе с тем, настоятельно требовала, чтобы Михаил стал посещать литобъединение молодых авторов. И он, перебарывая тревожность и самомнение, пришел-таки на заседание…

— А у нас новенький! — руководитель Вребнев, средних лет мужчина с седеющими, зачесанными назад волосами, представил Михаила. — Может, прочитаешь что-нибудь, а мы уж решим, оставить тебя или нет.

Разволновавшийся «новенький» развернул рукопись «Старой Зареки» и начал, спотыкаясь, читать. Сначала тихо и неуверенно, но потом, слыша одобрительные восклицания собравшихся, все, более входя в образ.

— Недурно, очень недурно. — Вребнев похлопал «дарование» по плечу. — Дак ты там, в этих деревянных домах и живешь? Надо, конечно, отредактировать текст, но, в целом, стихи отличные. Сразу видно, что глубоко прочувствованы, пережиты…

На второй месяц занятий, Вребнев объявил, что наступает очередь по разбору литобъединением, написанных Михаилом «опусов». Заблаговременно, рукопись была прочитана членами студии. Конечно, при разборе, нашлись такие, кто резко отрицательно отнесся к стихам, упрекая автора в безобразности, явных стилистических, ритмических и прочих огрехах. Но опять, «Старую Зареку» хвалили, а всё остальное посчитали, увы, «не поэзией». Одна язвительная дама, даже написала пародию на небольшую поэму, в которой Михаил «бичевал», процветающий в стране, беспредел.

Но были и другие, вставшие на сторону, «подающего большие надежды», автора. К примеру, на написанное, только недавно, стихотворение «Солнечный ветер», положительно откликнулась, чуть ли не половина литобъединения… Однако, Михаил, уже не мог больше оставаться в студии. Для сего имелась, помимо прочего, особая веская причина.

«Какие они, всё-таки, замкнутые, эти поэтишки, каждый сам в себе, каждый интересуется только самим собой! Никаких добрых, товарищеских чувств. Не как в «Вечерке», где сплоченный весёлый коллектив! А тут, какая-то мёртвая зона. Тем более, никогда не угодишь, этим полуживым гипер-эстетам. Каждый мнит о себе, что он гений! Да пошли, к черту, все…». И разочаровавшись, парень в литобъединении, больше не появлялся.

Напечатали, правда, в газете «Рабочий путь», вскоре, растреклятый цикл, который всем был по нраву. Но какой из этого прок? Нет, — слабый Михаил поэт. Со средними способностями, бездарность. И зачем только, взялся не за своё?..

В наркологический стационар, — бывший поповский дом, расположенный рядом с Троицким храмом, — Михаил попал, как говорится, по блату. Год назад, он брал интервью у заведующей «алкогольной» больницы — Маргариты Николаевны Цветковой, а проще — Марго, как её уважительно и вместе с тем нет, называли обитатели «курорта». Марго была бессменным его руководителем, не имея, за плечами, даже высшего медицинского образования. Но работу свою знала ой, как хорошо!

— Проходите, устраивайтесь поудобнее! — Цветкова пропустила корреспондента вперёд, в роскошный кабинет, обставленный дорогой мебелью. — И что, собираетесь писать про нас?

— Слышал, Маргарита Николаевна, что лечение алкоголизма поставлено здесь весьма неплохо. Квалифицированный коллектив врачей и медсестёр, хорошее отношение к пациентам, вкусное питание. Стационар больше напоминает дом отдыха, чем больницу.

— Не забывайте, что у нас есть трудовая терапия! — Марго, развалившись в кресле, с явным удовольствием давала интервью. — Порядок наводят сами мужчины и следят за его соблюдением. Видели дежурных на входе? Кстати, ваш отец, уже третий раз здесь лежит… Он ведь, «навёл» сюда?

— Да, с пьянкой у бати беда.

— А у вас, что ли, нет? Игнатий Иванович говорит, что и сын стал часто закладывать. Так что, если будут проблемы, пожалуйте к нам! Это дело серьёзное. Лечиться начинать, лучше сразу, не откладывая!..

Михаил поднялся наверх, — на второй этаж;, опросил больных, которые, наперебой, расхваливали местный режим, условия обитания. Батя сидел среди них и светился от гордости: «Это мой сын! Корреспондент!».

А вот теперь, год спустя, и сам Михаил стал пациентом «курорта», но запой ему не купировали, как многим. Лечить начали трезвенького, не забывая, что «репортёр» — протеже самой Марго. Потом уже, когда он попадет сюда несколько раз и, не долечившись, бросит терапию, Цветкова скажет: «Всё! Хватит с нас. Больше никогда не приму. Как бы плохо ни было…». А держать слово, Марго умела.

…Уже неделю Михаил принимал таблетки и процедуры. Утром ходил на работу, — благо, что редакция располагалась в трёх остановках от больницы, а режим был почти свободным. Вечером в столовой отписывался. А дом его находился, всего, в двух шагах. Надя навещала «милого», после чего, парочка отправлялась в «избу» на Потерянной. Любовь разгоралась нешуточная…

— Замечаю, Миша, будто тебя что-то мучает… Ведь, у нас всё хорошо, правда? — Надя подняла голову с обнаженного плеча друга.

— Конечно, хорошо… Лучше скажи: кроме того парня, с которым была сильная любовь, и милиционера, ну, ловкого в половом отношении, еще кто-то с тобой встречался?

— Всего — шестеро! — не без гордости, «выдала» Надя. — Но ведь это нормально. Сексуальный опыт, как не крути!

— Ну-ну…

Подруга и не подозревала, что у кавалера, давно кипела ревность к её старым похождениям. «Совсем молодая, а уже, всё успела познать! Да еще и гордится этим… Ужасно то, что она, такая красивая, нежная, была обыкновенной потаскухой, которую «имел», чуть ли не каждый!..» — изводился бедняга, но ничего поделать с собою не мог. Иногда приступы ревности были очень сильными, — аж до слёз. «Друг» при встречах, как-то, даже охладевал к Наде, и та терялась в догадках: что это с ним, не разлюбил ли? Обоюдное напряжение росло, и кризис был не за горами. А потом, и горькая развязка. Но оба, и представления не имели о приближающемся разрыве отношений.

Между тем, Михаил, не смотря на лечение, чувствовал непреодолимую тягу к спиртному. Дабы, выпив, хоть как-то унять, мучивший его «любовный» стресс. Делая стенгазету для Марго, больных и посетителей, они с Серёгой Смирновым, художником, уже договорились, как-нибудь, пропустить по 100 грамм — не больше, чтобы никто не заметил. Но пока всё откладывали и откладывали этот драматический, но столь желанный миг. Ведь, всего по 100 грамм…