Таня выскочила из машины, зажгла фонарь, в три прыжка спустилась вниз, к месту аварии, и принялась шарить лучом по разбитой в хлам передней части «шестерки», по земле вокруг. Пусть у нее нет сверхспособностей, нет особых умений и опыта общения с призраками, но ждать здесь больше она не могла. Эти твари обращались с ней, как с куклой, залезали в мозг, как в пакет с чипсами. Терпеть подобную мерзость, просто так сидеть, трястись, остервенело надеясь, что пронесет, она не имела права. Тем более не имела права позволить себе причинить вред Вадику. И, хотя некая здравомыслящая, трусоватая ее часть намекала, что настало время выполнить указания и мчаться прочь, она отмела все разумные доводы. Злу нужно было взглянуть в лицо, чем бы ни грозила такая дерзость.

Отыскав пятна, на которые раньше обратил внимание Лицедей, Таня спешно зашагала по этим следам. Вскоре трава сменилась плотным ковром палой хвои, на котором стало невозможно ничего различить. В отчаянии мотнув фонарь из стороны в сторону, она сумела разглядеть нечто белое в нескольких метрах слева на общем серо-черном фоне. Подбежала. Белое оказалось оторванной босой ступней.

Павел Иванович лежал тут же, за деревом, и никакая хвоя не могла впитать ту лужу крови, что натекла из-под него. Он был безвозвратно и беспросветно мертв. В другое время Таню, возможно, начало бы мутить от столь неприятного зрелища, в другое время она, возможно, вспомнила бы, что лежащий перед ней человек был ее отцом, но сейчас ею владела дикая, искрящаяся злоба, а потому, пнув труп под ребра, она перешагнула через него и стала осматриваться, пытаясь определить, в каком направлении двигался отряд Лицедея.

Где-то впереди, достаточно далеко, вне досягаемости луча света, ощущалось некое движение, оттуда доносились приглушенные звуки борьбы и неразборчивые выкрики. Погасив фонарь, Таня прислушалась.

Тот самый голос, который несколько часов – или лет? – назад в актовом зале грозил отобрать у нее лицо. Тот самый, которым говорил дьявольский учитель в последнем видении. Хриплый, но в то же время монотонно шелестящий, похожий на далекий шум волн:

– Тебе не выдержать. Ты постарел, Лицедей.

– А ты вообще сдох, – отвечал старик, и слова его наполнял истерический, почти безумный смех. – Ты же сдох, гнида!

Таня сделала несколько шагов в сторону голосов, но тут впереди полыхнуло – тем же белым, слепящим светом. Только на этот раз он был абсолютно реален. Прежде чем зажать ладонями глаза, наполнившиеся острой, режущей болью, и рухнуть на землю, Таня успела заметить во вспышке многое, но только месяцами позже, когда события этой ночи станут вновь являться ей во снах, она начнет понимать, что именно сумела тогда разглядеть. А пока лишь на долю секунды предстали меж деревьев гротескные, чудовищные фигуры, переплетенные в ожесточенной схватке, – и вот она повалилась на колени, скрипя зубами. Глаза жгло нестерпимо, горячие слезы лились ручьем. Таня с трудом подавила рвущийся из глотки крик, заставила себя лежать спокойно, хоть и была уверена, что на лице у нее теперь две обугленные дыры.

Совсем рядом продолжалась битва. Гремели ругательства и заклинания, свистели, рассекая воздух, заговоренные ножи, хрустела под колдовскими и физическими ударами плоть. Снова вспышка – такая яркая, что Таня заметила ее, даже зажмурившись, даже вжавшись лицом в хвою. Потом раздался чей-то пронзительный крик, оборвавшийся внезапно и резко, будто обрубленный топором.

– В очередь, суки! – яростно взревел Молот, а ответом ему было шипение множества оскаленных пастей. Снова грохот, что-то тяжелое с силой врезалось в сосновый ствол, отчего на землю посыпался настоящий дождь из иголок и шишек. Несколько секунд, наполненных ожесточенным пыхтением, затем протяжный вой, больше звериный, чем человеческий, следом влажный, чавкающий хруст – и тишина.

Таня постепенно приходила в себя. Боль в глазах утихала, они еще слезились, но, по крайней мере, оказались на привычном месте. Через минуту или полторы после того, как все стихло, она медленно поднялась, включила фонарь, намереваясь добраться-таки до места сражения.

Тотчас из тьмы к ней рванулось нечто окровавленное и изуродованное, больше похожее на экспонат анатомического музея, чем на живое существо. Таня в последний момент умудрилась увернуться от длинных рук. Вскрикнув, она отшатнулась, чудом не зацепившись ступней за один из многочисленных узловатых корней, торчащих из земли. Тварь, безусловно, напоминала человека, но слишком уж во многих местах сгибались ее тонкие конечности, слишком узкими были костлявые плечи, а кошмарная морда, казалось, состояла лишь из черной дыры распахнутого рта. Молочно-белую кожу монстра заливала кровь, но без труда можно было различить многочисленные символы, похожие на иероглифы, покрывавшие все тело или то, что от него осталось. У существа не хватало левой ноги, а из распоротого живота свисали сизые ошметки внутренностей. Именно поэтому Тане и удалось избежать его когтей.

Попав в луч света, тварь зашипела, рванулась в сторону, исчезла во мраке. Таня принялась лихорадочно крутить фонарем, надеясь вновь зацепить ее, но белое пятно выхватывало из темноты только стволы деревьев, переплетения корней да росчерки сухих ветвей. Вдох застрял у Тани в горле, видимо, встреченный стремящимся наружу сердцем. Страх родился в животе, заворочался колючим червивым клубком, пустил ледяные метастазы вниз, до самых коленей, обездвижив ноги, превратив их в мягкие, бесполезные подставки. Чудовище было совсем рядом, бесшумно подкрадывалось, готовое растерзать ее, а она не могла понять, с какой стороны приближается смерть. Секунды, каждая из которых могла стать последней, тянулись невероятно долго, весь мир, казалось, съежился, сжался до размеров крохотного круга света.

А потом тварь прыгнула откуда-то сзади – без единого шороха, легко, наверняка. Таня не увидела и не услышала, но почувствовала, ощутила всем своим телом, как чудовище нависло над ней. Она начала оборачиваться, зная, что не имеет ни малейшего шанса успеть, зная, что острые когти вот-вот вонзятся в плечи и шею.

Раздался рядом гулкий хлюпающий удар, будто с большой высоты упал на асфальт тяжелый арбуз. Брызнуло на щеку горячей и вонючей жижей. Повернувшись, Таня увидела, как тварь откатывается в сторону с размозженной головой, смятой, словно консервная банка.

Хрустнула сбоку ветка, Таня отпрянула, подняв фонарь, и увидела стоящего между деревьев Молота. Тот был без плаща, на лице засыхала грязь, водолазка была разорвана, в прорехах виднелись кровавые разводы.

– Ты почему еще здесь? – спросил Молот.

– Я просто…

– Мальчик умер?

– Что? Нет! Не знаю. Надеюсь, нет.

– Так какого хрена ты не с ним?! Пошли! Быстро!

Они направились обратно, к трассе. Таня, несмотря на то что освещала себе дорогу, едва поспевала за Молотом, без особых проблем шагавшим прямо сквозь ночной лес. Возможно, все дело было в трясущихся ватных ногах.