Было грустно читать это письмо, однако ничего другого мы и не могли ожидать от наших беспринципных мурманских союзников. Сейчас было более чем очевидно, что они не остановятся ни перед чем и сделают все, что в их силах, чтобы лишить нас любой поддержки.

Нам не пришлось долго ждать следующей встречи с их методами. Учебной частью Мурманской армии, которая была расквартирована между Сорокой и Кемью, командовал тихий и квалифицированный офицер, всегда готовый помочь союзникам, проявлявший исключительную пунктуальность в вопросах снабжения и скрупулезность в своих отчетах. Оттого неожиданным был выговор, полученный им из штаб-квартиры Мурманской армии за то, что он набрал недостаточно новобранцев (хотя это не входило в его обязанности). Вслед за этим он получил совершенно необоснованный выговор за отсутствие дисциплины, проявленное его подчиненными.

Сначала он сказал мне, что, как ему кажется, его скоро сместят с должности, однако я не думаю, чтобы он предвидел то, как в действительности будет организована его отставка, которая состоялась сразу же после получения им второго выговора.

В качестве генерал-губернатора Севера России был назначен, предположительно с подачи союзников, некий Ермолов[43], который в этой должности и посетил Кемь. Он прибыл однажды утром вместе со своим штабом в специальном поезде с персональными вагонами. Как того требовали приличия, я посетил его вместе с Менде в качестве переводчика. Заставив нас прождать надлежащее время, чтобы я почувствовал свою незначительность, генерал-губернатор принял нас без какой-либо обходительности, а его штабные офицеры и вовсе были настроены к нам откровенно враждебно и презрительно посматривали на мою полевую форму. Я не был обескуражен этим приемом и пригласил генерал-губернатора и одного из его офицеров на ужин в наш штаб. К моему удивлению, он принял приглашение и даже прибыл вовремя вместе со своим адъютантом, что было еще большим сюрпризом, так как пунктуальность не была привычкой, которой дорожили русские.

У меня сложилось о нем впечатление как о человеке честном, но не обладающем достаточной силой воли, чтобы контролировать разрушительные силы, которыми он был окружен. Он был коренастым и невысоким, с серьезным загорелым лицом; если ему смотрели в глаза, то он не отводил взгляд. Поздравив Карельский полк с успехом в его маленькой осенней кампании, он сказал, что до него дошли слухи о мятежах и предательстве в Кемском округе. Я ожидал подобного вопроса и честно рассказал ему о сложившейся ситуации, об отношении карелов к России и о предательской политике по отношению к союзникам со стороны некоторых из его офицеров, которые не останавливались перед убийством, чтобы достичь своих целей. Я также поделился с ним наблюдением, над которым давно задумывался, что в определенном отношении карелы напоминали ирландцев: ими можно было руководить, но не погонять.

О том, каких успехов мы добились с помощью этой открытой дипломатии, можно судить из инцидента, произошедшего на следующий день. Наш друг полковник, командовавший учебным отрядом, получил приглашение от генерал-губернатора и был принят очень доброжелательно в его специальном вагоне. После поздравлений по поводу отлично выполненной работы его пригласили в вагон-ресторан и в конце обеда налили бокал вина. Через минуту он уже лежал мертвый рядом с поездом.

Мы постарались устроить убийцам как можно больше проблем, приказав доктору и полиции морской пехоты эксгумировать тело, чтобы провести посмертное вскрытие. Единственным результатом была необходимая шумиха, которая доставила немало неприятных минут тем, кто был замешан в этом деле; настойчивые поиски полицией тела прекратились лишь тогда, когда генерал Ермолов лично отдал приказ, запрещавший эксгумацию. Он покинул Кемь, не предложив нам нанести ему ответный визит.

Боюсь, что все британские офицеры, бывшие в курсе этого происшествия, потеряли всякую симпатию, которую до этого они могли питать к белому делу. В офицерской столовой мне даже пришлось проявлять определенную глухоту, от которой я никогда не страдал, чтобы не комментировать предложения об адекватных мерах в интересах правосудия.

После этого случая генерал-губернатор обратил свое внимание на ситуацию в Карелии, однако здесь его усилия оказались тщетными. В карельские области были засланы шпионы, которые должны были выведать имена политических лидеров — несомненно, с намерением их скорейшего устранения. Григорий, недавно повышенный в звании до майора, вскоре сообщил мне о присутствии и целях этих людей и запросил инструкции о дальнейших действиях. Мы ответили, что у нас отсутствует какая-либо информация о разрешении человеку или группе людей на въезд в этот район, поэтому мы не можем дать ему никаких четких инструкций. Николай попросил и получил двухнедельный отпуск. Вернувшись, он сообщил нам много новых сведений о личном составе мурманских сил. Мы не стали расспрашивать его ни об источниках этой свежей информации, ни о методах ее получения.

В Кемь прибыла эскадрилья Королевских ВВС во главе с юным командиром, которому подчинялись еще более юные офицеры. Их машины доставлялись в разобранном виде несколькими рейсами, и в распоряжении офицеров оказалось чересчур много свободного времени. Как следствие, они тут же оказались втянутыми в местные интриги, что вызывало у нас немалую тревогу, так как они стали лакомой добычей для всех местных вражеских агентов как мужского, так и женского пола. Это неминуемо вело к утечке информации, разумеется, непреднамеренной — брал свое их юный возраст, — но всё же настолько серьезной, что нам пришлось подвергать цензуре все приказы, которые отдавались британским соединениям, чтобы они не выдали какую-либо информацию, имеющую тактическое значение. Впрочем, мы научились использовать и данное обстоятельство, время от времени пуская по этому каналу информацию, которую намеренно хотели донести до сведения нашего противника.

Очень частым гостем в их офицерской столовой был один русский, навещавший их под предлогом взаимного обучения языкам. Он сообщил им, что не знает английского, и у них не было причин думать иначе, однако мы были осведомлены, что до войны он в течение семи лет жил в Ливерпуле. Мы внимательно следили за его действиями, и большая часть его корреспонденции перехватывалась нашей разведкой.

Бригадный генерал Тернер очень страдал от местного климата, к тому же простое перечисление интриг и заговоров, которыми мы были окружены, доставляло ему немало волнений, поэтому я старался как можно меньше беспокоить его по этим вопросам. Однако он все же попросил освободить его от должности командира 237-ой бригады, и эта просьба была удовлетворена. На его место прибыл бригадный генерал Дж. Д. Прайс. К сожалению, он получил те же инструкции, что были даны его предшественнику, а именно: «Вудса нужно обуздать», что он и пытался выполнить с неуместным рвением, пока в какой-то момент не осознал их абсурдность.