Нашлись такие умники, которые вместо себя посылали на собрания своих жен. Спрашиваешь их, почему так поступают, а они тебе в ответ: «Они же равноправными стали, как решат, так и сделаем». Приезжало руководство из района, спросили их, почему не вступают в коллективное хозяйство. Ответили: «Не вступаем, потому что нас туда не пускают жены». Или еще лучше: «Пойду с женой посоветуюсь». И когда это такое было, чтобы в селе мужики со своими бабами советовались?! А те рады подыграть своим мужьям. Заявляют: «Если наши мужья вступят в колхоз, мы не пустим их на порог дома!», или пугают тем, что подадут на развод и будут требовать разделения имущества, земли и скота. Чего только не наслушаешься от этих темных людей! Один из мужчин на смех приезжим заявил: «Боюсь своей жены, потому что застыдит меня, если пойду в колхоз». И это говорит тот, кто не раз тумаков давал своей суженой! И смех и грех был, когда другой крестьянин сказал, что он и не против колхозов, но его жена не хочет отпускать в колхоз… корову. Темное, необразованное село.

Работы непочатый край, а есть и такие, кто мешает нововведениям. Это не только кулаки, но и местный священник. Братья Петуховы как сознательные граждане рассказали, что батюшка Игнат говорил людям, что колхоз несовместим с религией, даже призывал не писать заявления, потому что заставят работать в воскресенье, а церкви закроют, и негде будет молиться. Дошли слухи, что батюшка Игнат даже предсказывал погибель коммунистам, комсомольцам и колхозникам как безбожникам. Было ясно как белый день: церковь нужно ликвидировать. И сделать это надо как можно быстрее. В других хозяйствах давно закрыли церкви, разогнали попов метлой поганой, а здесь до сих пор ходят в воскресенье на службы и слушают антисоветскую пропаганду. Нужно действовать быстро и решительно! Пусть крестьяне соберутся воскресным утром возле церкви, увидят, что советская власть не допустит неуважения к себе. Хватит быть такими серыми, необразованными и суеверными! Наступает новая жизнь! Вот за это можно получить похвалу от руководства.

Иван Михайлович опять приотворил дверцы печки, вбросил еще одно полено, довольно потер руки, сам себе улыбнулся. Скоро, совсем скоро заживет село по-новому!

Павел Серафимович со всем своим семейством воскресным утром направился к церкви.

Вместе с женой он шел впереди, здороваясь с односельчанами. За ними шли Василий с Варей. Казалось, дочка смирилась с замужеством, но все равно что-то не так было в новой семье. Вот и сейчас идут рядом молча, оба насуплены. Кажется, и не ссорятся молодые, но и радостного смеха не слышно. Может, так сейчас принято у молодежи – не показывать свои чувства при посторонних?

Церковь располагалась на выгоне, на возвышении. Улица закончилась, и Черножуковы заметили на площади возле церкви коммунистов и комсомольцев, стоявших перед входом. Среди них Павел Серафимович сразу заприметил сына Михаила, который держал коня за уздечку. Было странно, что до этого времени не звонили в колокола. Какое-то недоброе предчувствие пробежало холодком по спине Павла Серафимовича. Жена с тревогой посмотрела на мужа.

– Ну-ка пойдем, посмотрим, – сказал он Надежде.

Черножуковы присоединились к толпе людей, скопившихся на проторенной дороге.

– Друзья! – с пафосом обратился к толпе Лупиков.

– Черт тебе друг! – бросила ему какая-то молодица.

– Сегодня у нас большое событие! – продолжил Иван Михайлович, не обратив внимания на реплику. – Когда-нибудь историки занесут это событие в книжки. С сегодняшнего дня нас, коммунистов, комсомольцев, колхозников, не будут называть антихристами, поскольку мы строим новую светлую жизнь! Крестьянская культура не может и дальше пребывать под влиянием религии, потому что именно Церковь и священники насылают туман на ваше сознание.

– Отойди! – К Лупикову подошел Федор Черножуков с женой. – Я пришел на службу, а ты мне мешаешь.

– Вот видите! – воскликнул чекист. – Несознательные люди, которым мозги забили попы своим Богом!

– Бог один для всех, – спокойно сказал Федор.

– Бога нет! Не существует в природе!

– Это для тебя нет, а для меня – есть. Так что дай людям войти в церковь, – попросил Федор. – Если хочешь речи произносить, то собирай собрание, а здесь тебе делать нечего.

К брату подошел Павел Серафимович с женой, встал рядом.

– Не гневи Бога, – сказал он, – пусти людей внутрь.

– Никто туда больше не зайдет! – закричал Лупиков.

Федор широким размахом руки хотел отстранить чекиста, но тот быстрым движением достал и поднял наган.

– Еще один шаг – и я буду стрелять! – вскрикнул он, но на него горой двинулся Павел Серафимович. Лупиков пальнул вверх. Испуганно заржал конь, и наступила мертвая тишина. – Ребята, забирайте попа! – скомандовал он, и только тогда люди заметили подводу неподалеку от церкви. Возле нее остался один человек, а двое вооруженных, в черных кожаных куртках, направились к церкви.

Батюшку Игната вывели в рясе, с крестом на груди, не дали даже одеться. Руки его были заведены назад и связаны веревкой. Лупиков подошел к нему, резким движением сорвал с шеи позолоченный крест, передал его вооруженному мужчине.

– Повезете все под расписку, – приказал он. – И этого тоже забирайте.

Толпа замерла от неожиданности.

– Люди добрые! – крикнул батюшка Игнат, а его почти тянули под руки, толкали в плечи. – Помните, что Бог есть, Он беспокоится о вас, Он умеет прощать, Он будет всегда с вами! Даже тогда, когда эти нелюди уничтожат все церкви! А коммуняки будут гореть в аду! Будьте вы прокляты, выродки, иуды, антихристы!

Это было последнее, что услышали люди. Мужчина в кожанке ударил священника наганом по голове. Полилась кровь, а тело священника сразу обмякло. Мужчины потащили его к саням, а на белом снегу оставались красные, как ягоды калины, капли. Люди молча крестили священника, а потом осеняли себе крестом грудь. Никто не осмелился даже дернуться, потому что на толпу был нацелен наган Лупикова.

– Почему стоим? – обратился чекист к комсомольцам. – Сейчас вы – творцы истории! Коммунистическая партия вас не забудет, за работу!

Михаил, Осип и Семен побежали в церковь. Через мгновение они уже были на колокольне. Мертвую тишину разорвал звук колокола, который тоскливо звякнул, тяжело упав на мерзлую землю. Толпа охнула одним дыханием. Через миг Михаил ловко взгромоздился на верхушку купола. Он накинул веревку на большой позолоченный крест. Конец веревки сбросил вниз. Жабьяк привязал ее к коню, повел коня за собой. Веревка натянулась, а Михаил несколько раз ударил топором по кресту. Крест в последний раз блеснул позолотой на верхушке, перевернулся в воздухе и упал, воткнувшись в сугроб.

– Будь ты проклят, выродок несчастный! – крикнула старушка из толпы.

Павел Серафимович рванулся вперед, но у него на обеих руках вовремя повисли дочка и жена.

– Папочка, не надо, – заплакала Варя. – Он вас застрелит! – умоляла она, посмотрев на нацеленное в их сторону оружие.