— Что? А, да, прости.

Пудинг оказался кусочками теста с начинкой из меда и орехов.

— Это греческое лакомство — пахлава, — сказала Люси, когда Эдмунд выразил свое восхищение. — И, прежде чем ты спросишь, сразу хочу сказать, что готовила ее не я: она продается в кондитерской на углу. Я просила у них рецепт, но они ни в какую не соглашаются, потому что это семейная тайна.

Семейная тайна. Когда она так сказала, в его голове опять раздался звоночек опасности. Семейные тайны… Некоторые вещи должны оставаться тайной во что бы то ни стало.

Слегка поколебавшись, Люси спросила:

— Эдмунд, когда ты был там, ты действительно заходил внутрь двенадцатого павильона?

— Что? Да, заходил. Ненадолго.

Она перестала есть и посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами:

— И что там?

«Там было полным-полно привидений, которые наблюдали за тем, как происходило убийство, но призраки Ашвуда верят в промысел смерти… И что бы ты обо мне, милая Люси, подумала, если бы я сказал тебе сейчас, что один из этих призраков, по-моему, Альрауне…»

Но вместо этого Эдмунд произнес:

— Там темно и мрачно, всюду разруха… Вообще-то это просто большое поле, постройки на котором разрушаются от запустения.

— Как печально, — мягко сказала Люси. — Жаль, что я тебя об этом спросила. Долгие годы там снимали фильмы, там ходили люди, зарождалась дружба и любовь, происходили ссоры и крепла вражда… В те годы это была мечта, а теперь просто куча кирпичей и грязи.

«Ну же! — раздался голос Криспина в голове у Эдмунда. — Вот твой шанс, она же всегда тебе нравилась?»

— Люси, — нежно начал Эдмунд, — ты такая романтичная внутри, а по виду этого не скажешь…

Смущенная Люси подняла глаза и встретилась взглядом с Эдмундом.

— Разве?

— Мне всегда так казалось, — намеренно медленно сказал Эдмунд. — Ты не знала об этом?

— Нет, — ответила Люси, не отводя взгляда.

На мгновение за столом возникла тишина, потом, явно надеясь вернуть разговор в безопасное русло, она сказала:

— Но признайся, Эдмунд, Ашвуд ведь очень романтичное место. Оно полно призраками прошлых лет…

— Мне не очень-то нравятся привидения, — сказал Эдмунд.

— Я знаю.

— Мне больше по душе живые люди, чем мертвецы. — Он протянул руку, чтобы коснуться ее руки. «Хорошо! — сказал голос Криспина. — Ну, сделай же это, малыш!» Но как только пальцы Эдмунда коснулись Люси, она вздрогнула и выдернула руку.

— Что случилось?

— Я могу ошибаться, но на минуту мне показалось, что ты пытаешься взять меня за руку.

— Ну, хорошо еще, что ты не придумала чего-нибудь пострашнее, — сказал Эдмунд небрежно. Он доел свой греческий пудинг и посмотрел на часы: — Уже почти девять. Ты, кажется, говорила, что мы будем пить кофе? Я обычно пью его после ужина, но, боюсь, мне нужно поспешить, чтобы не ехать домой слишком поздно.

Он прошел за ней в кухню, помог положить грязную посуду в мойку и стоял позади нее, когда она накладывала кофе в кофейник. Когда она повернулась, он обнял ее и прижал к себе. Ее тело было стройным и гибким, от нее пахло чистыми волосами и чистой кожей.

В этот раз ее реакция была более явной: она отшатнулась от него, как будто его прикосновения обожгли ее, и вытянула руку, как бы стараясь защититься:

— Эдмунд, что, черт возьми, ты делаешь?

— У меня был очень тяжелый день, — сказал Эдмунд. — Допрос в полиции и это проклятое убийство Трикси Смит. Бедная женщина, — не забыл добавить он. — И я подумал, что немного человеческого тепла и участия… Ты же сама сказала, что твое сердце свободно. — В его голосе звучали оскорбленные нотки.

— Да, но мы же двоюродные брат и сестра! — сказала Люси, делая шаг назад, чтобы быть еще дальше от него. — Я не могу, то есть не могу с тобой. Это же почти инцест! Это гадко!

Гадко. Когда-нибудь ей придется дорого заплатить за эти слова… Вот ведь стерва! Эдмунд отвернулся, показывая, что потерял всякий интерес, но ему пришлось подавить в себе огромное желание схватить ее в охапку и насильно прижать к себе. А что потом? Потом — в гостиную, на удобный мягкий диван около камина? Или в ее спальню, где он ни разу не бывал? Образ Люси с разметавшимися по подушке волосами дразнил и манил, но он заставил себя небрежно сказать:

— Вообще-то мы очень дальние родственники. Моим дядей был Уильям Фэйн, брат моего отца, а Дебора стала моей тетей, только когда вышла замуж за Уильяма. Так что мы вовсе не родственники, Люси. Но давай обо всем забудем. Это был просто минутный импульс.

«Ты не представляешь, как много потеряла», — звучало в его голосе.

— Надеюсь, к кофе у тебя найдется обезжиренное молоко. Я сейчас пью только такое.

Когда Эдмунд ушел, Люси помыла посуду, но никак не могла навести порядок в мыслях.

Какая странная у них получилась встреча. Но, скорее всего, она просто сделала неверные выводы. «Люси, ты такая романтичная внутри, а по виду этого не скажешь», — сказал Эдмунд, и тон у него был, как у человека, который намеренно старается, чтобы слова звучали как ласка. Соблазнительная ласка. А потом, когда в кухне он настойчиво ее обнял…

Это было так непохоже на Эдмунда, что казалось Люси каким-то зловещим знаком.

Но сам Эдмунд вовсе не был зловещим, в нем не было ничего, что можно было бы назвать «зазывающим в постель». Должно быть, она просто все неправильно поняла. К тому же он провел большую часть дня, стойко отвечая на вопросы полицейских о том, как оказался в Ашвуде с Трикси Смит, — ах да, он же сам сказал что-то о том, что ему хочется немного человеческого тепла и участия после такого тяжелого дня. Ему, наверное, было больно от мысли о том, что все воскресные газеты будут пестреть именем Лукреции в связи с этим убийством; из всех членов семьи Эдмунд меньше всех хотел, чтобы его имя ассоциировалось с именем Лукреции. Бедняга Эдмунд.

Но все равно странно, что он так легко поехал в тот день в Ашвуд, чтобы встретиться с Трикси Смит. Странно даже не потому, что это далеко и что эта поездка нарушила его размеренную жизнь… Странно из-за Криспина.

Эдмунду было жаль, что Люси отвергла его, но у него еще будет возможность все повторить. По пути из Лондона Эдмунд улыбнулся своему отражению в зеркале заднего вида, когда подумал о такой возможности. И, по крайней мере, его приставания отвлекли ее от разговоров и мыслей о Криспине, как он и рассчитывал. («А