— Я, конечно, понимаю. Но как ты могла…

— Тебе что, предъявить разрешение? — спросила она, нервно рассмеявшись, и вдруг опустилась на стул.

— Послушай, — сказала она, — я креплюсь, как могу. Я знаю, что должна это делать. А теперь являешься ты, и я из-за тебя опять все это переживаю, как десять лет назад…

Слезы потекли у нее между пальцев.

— Пожалуйста, прости меня, — взмолился я. — Я просто плохо ориентируюсь… Тут все так переменилось… Пойдем отсюда!

— Пойдем, — ответила Либби, сердито вытирая глаза. Мы поспешили к двери. Воздух, насыщенный серой, впился нам в глаза, и мы оба надели маски.

— Послушай, давай пойдем в подземный ресторан.

Мы зашли в маленький, уютный зал и сели у окна. Столы были накрыты красными скатертями, а на окне колыхалась клетчатая занавеска. Мы набрали свой заказ по автомату, но разносили еду смазливые официантки с длинными острыми ушами и маскарадными хвостами. И я потратил остаток своих спецталонов на аляскинскую клубнику к кофе.

Состав Комитета по Орлам был более чем странным. В него вошел один политик, один бизнесмен — владелец заводов искусственных деревьев, три университетских деятеля, и всего один-единственный орнитолог и вообще один-единственный биолог — я! И когда я шел по коридору в зал, отведенный для заседания, меня одолело такое острое предчувствие грядущего провала, что пришлось остановиться возле автомата с водой и принять несколько успокаивающих таблеток. К счастью, мне вспомнился профессор Стэдмеп, и это меня несколько ободрило: в конце концов, я всегда могу обратиться к нему за поддержкой и советом…

— Наша сегодняшняя задача, джентльмены, — начал я заранее отрепетированную речь, — заключается в разработке планов зашиты Американского Орла, нашей национальной эмблемы, в течение всего угрожающего периода празднования. Перед нами гигантская задача, джентльмены. Сегодня на всем континенте осталось лишь тринадцать орлов — последние остатки великой и мужественной расы!

— Мы должны уберечь их, — сказал доктор Наттолл из Калифорнийского университета. — Не будем больше терять время! — И тут он многозначительно поглядел на мистера Балли, политического воротилы из Чаттануги. — Я предлагаю немедленно организовать двухгодичную исследовательскую программу.

— Но, джентльмены, ведь мы — чрезвычайный комитет! — возмутился я. — Мы собрались здесь, чтобы разработать планы зашиты орлов именно в дни праздника. Насколько я понимаю, их нужно оберегать от прожекторов, опрыскиваний, охотников, отравленной рыбы, строителей и даже зевак. Я уже связался с губернатором Аляски и получил его твердое обещание защитить восемь орлов, находящихся на его территории. Я говорил также с губернатором Флоридаполиса…

— Ну да. На Аляске этих птиц уже поймали и посадили в большую, прочную клетку, — подтвердил доктор Поддл из «Чндетройт Дайнэмикс». — На аляскинцев всегда можно было положиться.

Я не поверил своим ушам.

— Конечно, — добавил он успокаивающе, заметив мое отчаяние, — они охотно продадут нам несколько штук по десять тысяч долларов за птицу, если мы захотим использовать их на праздновании с просветительскими целями. Мне об этом сообщил коллега из тамошнего университета.

Меня охватил ужас.

— По-моему, вполне разумная цена, — пробормотал доктор Поддл.

— Уцелевшие орлы существуют не для продажи! — заорал я. — Им нет цены! Я потребую от губернатора немедленно их освободить! А во Флоридаполисе вокруг каждого гнезда нужно создать охранную зону диаметром по меньшей мере в пол мили.

— Но с расстояния полмили никто ничего не увидит, — раздраженно прервал меня мистер Балли. — Миллионы людей соберутся на побережье в день праздника! И это же одно из зрелищ, ради которого они туда приедут, правильно? Это гвоздь программы!..

Его перебил мистер Финк, владелец заводов по изготовлению искусственных деревьев.

— По-моему, неплохо было бы рассадить этих птиц на верхушках трех громадных искусственных сосен где-нибудь поблизости от места, где должна приземлиться марсианская экспедиция. Я, конечно, ни цента не возьму за эти сосны — это, как вы понимаете, мой дар. Наши сосны в последние годы значительно усовершенствованы: мы удвоили количество игл, сделали их огнестойкими, грызуностойкими, жаростойкими, хладостойкими, цвет выверен по еще сохранившимся живым деревьям…

— Это, конечно, весьма великодушно, — попытался прервать его я, но он упорно продолжал:

— А кроме того, они солнцестойки, дождестойки, воздухостойки, и, я уверен, можно эти три сосны опрыскать специальным раствором (снова — ни цента!), чтобы сделать их еще и орлостойкими. Мы по праву гордимся нашей продукцией — сосны, высящиеся среди бетона, право, волнующее зрелище — представляете, джентльмены… При свете прожекторов величественные птицы предстанут перед нами во всем своем древнем великолепии! Представляете? Конечно, — добавил он, — их надо будет приковать к гнездам, чтобы они не удрали. Но, думаю, с земли цепей никто не увидит даже в бинокль.

До сей минуты остальные члены Комитета еще сидели — правда, как на иголках, еле сдерживаясь, но тут их прорвало.

— Отвратительно! Варварство! Невежество! — закричали они в один голос.

— Эти птицы — научная реликвия! Мы собрались здесь, чтобы их защитить. Я предлагаю поймать их и выставить в Смитсонианском музее, — заключил доктор Поддл.

Я пришел в полное изнеможение. Голова у меня раскалывалась, пришлось принять еще несколько таблеток. А коллеги спорили между собой, не слыша друг друга.

— Прошу обдумать мои предложения! — Я попытался их перекричать, но на меня никто не обратил внимания. И тогда я совершил поступок, доселе для меня совершенно невероятный: я сломал председательский молоток точно посередине.

Все замерли. Я сам немного испугался, а потом громко заявил:

— Предлагаю организовать вокруг каждого из трех гнезд постоянную неприступную запретную зону, исключающую любое вмешательство человека в жизнь орлов, независимо от целей. Всякая попытка нарушений установленных границ должна караться заключением в подводную тюрьму по меньшей мере на десять лет без права ходатайства о помиловании.

Никогда раньше не приходила мне в голову мысль о таких драконовских мерах, но тут я почувствовал, что спасти орлов можно только так.

Они молча уставились на меня, но я сказал, что должно быть принято все или ничего. Все или ничего! В противном случае я тотчас слагаю с себя все полномочия, а истребление Американского Орла, нашей национальной эмблемы, навсегда останется на совести остальных членов Комитета…

Мои предложения были приняты тремя голосами против двух. Мистер Балл и насупился.

— Но орлы неотделимо связаны со всем праздником, — пробурчал он. — А вы загоняете тварей в какой-то темный угол, где никто их и увидеть не сможет. Мне кажется, они заслуживают настоящего, большого бенефиса!

— Я же говорил, что не хочу брать деньги за деревья, — пробормотал мистер Финк. — Все, чего мы бы хотели, — упоминание о вкладе нашей фирмы…

Он продолжал твердить это, пока я не захлопнул перед ним дверцу лифта.

Через