Часть из них дождалась официального обоза, который повела в сторону границы освободившаяся княжеская стража. Часть пошли под своей охраной. Теперь, когда в обозе не было княжны и дюжины знатных девиц, основную опасность представляли обычные лихие люди. Ну, а с ними разговор был короток не только у королевских наместников, но и у самих купцов.

Расставание с теткой заставило Либуше немного загрустить. Хотя в своей прежней жизни она почти ничего не знала ни о самой Добыславе, ни о ее семье, прошедший месяц сблизил обеих женщин. Княжна понимала, что ей будет очень не хватать доброжелательной деловитости Добыславы. В любом случае, отъезд воеводиной с частью свиты означал, что свадебные торжества заканчиваются. Любецкая княжна окончательно стала люнборгской принцессой.

«Старое дерево не пересаживают» — сочувственно заметила как-то принцесса Мелисса, глядя, как усиленно старается госпожа Мерана прижиться в новом для нее окружении.

— Да, ей сейчас непросто, с сочувствием согласилась Либуше. — Но мне без нее тоже было бы, наверное сложно. Разом оборвать все нити…

Если Мелли и подумала о том, что не все нити нужны, она тактично промолчала. Прав был Генрих, когда просил их с Агатой поскорее войти в ближний круг княжны. Чтобы не упустить момент (а он рано или поздно наступит), когда кому-то от Либуше понадобится что-либо. Но и Либуше в чем-то тоже права. Хотя Мелли и жила в своем поместье достаточно уединенно, сейчас ей не хватало тех немногих людей, бывших рядом все последние годы.

В шумном дворце она иногда скучала по посиделкам с пожилой соседкой. По хлопотливой заботе и доброму юмору фру Керстин. Скучала Мелисса и по братьям, которые хоть и жили теперь в столице, вечно были заняты то учебой, то своими делами. И уж, конечно, не могла она оставить без присмотра поместье, которым почти единолично управляла последние четырнадцать лет. Интересно, по чем будет скучат Либуше?

Самой Либуше скучать было некогда. Она изо всех сил старалась вжиться в новую роль. И только иногда очень сожалела, что посоветоваться о сердечных делах ей не с кем. Ну не идти же, в самом деле, к невесткам с вопросом, как получше подластиться к мужу? Предслава — болтушка, да и не советчицы пока они с Любиной в таких делах. А Мерана, та непременно отцу отпишет. И хорошо если умный князь Любомир сочтет за лучшее промолчать. А если нет? Не хватало еще, чтобы два правителя обсуждали, как уложить в постель законных мужа и жену!

Вот и маялась Либуше в те крохи свободного времени, которые оставались лично для нее. А сам принц, похоже, не сильно и страдал от вынужденного воздержания. Он все так же исправно приходил вечерами в спальню к жене. Укладывался на кровать, оставляя следы своего пребывания: смятую постель, оттиск головы или случайный темный волос на подушке, запах.

Запах мыла, которым пользовался муж, Либуше научилась узнавать очень быстро. Генрих никогда не злоупотреблял благовониями, но смесь ароматов кофе, горьких трав и каких-то заморских пряностей постепенно стали привычными. И однажды княжна поймала себя на том, что во сне переползла на другую половину постели, прижимаясь щекой к подушке мужа.

А по утрам принц Генрих все так же учтиво стучался в дверь, чтобы сопроводить жену в утреннюю гостиную. Хотя и Либуше, и все вокруг прекрасно знали, что к раннему завтраку он обычно уже успевал час-два поработать. И приходил в семейное крыло исключительно для того, чтобы она не чувствовала себя одиноко. В общем, как сказала однажды Добыслава: «Золото, а не муж!». Вот только мужем в полном смысле слова он Либуше по-прежнему не был.

Однажды, устав от постоянного ожидания, она сама заглянула в дверь, разделяющие их спальни. Тогда как раз задождило и вечер у них с Генрихом выдался особенно уютным. Слуги оставили на ночь в комнате жаровню с углями, для тепла. А принц, осмотрев сооружение, хмыкнул и ушел в свою комнату. Вернулся он вскоре с небольшим серебряным подносом. На котором стояла посуда и лежал крохотный мешочек.

«Всегда держу у себя. На случай, если мне лень звать прислугу» — пояснил Генрих, ловко раздувая угли в жаровне и устанавливая на них крохотную посудинку с длиной ручкой.

— Что ты делаешь? — Либуше смотрела на все эти манипуляции с любопытством. Что задумал в этот раз ее непонятный кронпринц?

— Варю нам кофе, — с довольным видом сообщил он. — Думаю, сегодня — самая погода для посиделок в теплой компании.

Они пили кофе на южный манер — из крошечных чашечек. Снова болтали о мелочах, вроде детских шалостей или старинных легенд. Но снова ни словом, ни полсловом никто не обмолвился о них самих. О том, как им жить дальше. Словно все государственные дела и обязанности оставались снаружи, не имея никакого значения в этих покоях.

Они засиделись допоздна и Генрих чуть не забыл, что надо создавать видимость совместного сна. Потому прощание вышло каким-то скомканным, немного поспешным и суетливым. Они еще раз вместе перепроверили, все ли выглядит так, как должно выглядеть в глазах любопытных. А потом он снова ушел.

Наверное, все дело было в кофе. Не зря же говорят, что пить этот напиток лучше всего рано утром. А они устроили себе пир, считай, посреди ночи. И теперь Либуше бестолково вертелась с бока на бок, пытаясь уснуть. Додумавшись, что говорить ведь можно не только на ее постели, она встала и пошла в сторону двери. «Я ведь не навязываюсь», — уговаривала себя девушка, — «Я только спрошу, что он дальше думает делать, и уйду».

Увы, в тот вечер серьезного разговора не получилось. Комната принца была пуста. Нетронутая постель говорила о том, что хозяин в этой комнате не ночует. Отсутствие жаровни — что его здесь ночью никто и не ждал. Осмотревшись, княжна зябко переступила с ноги на ногу и поспешила обратно. Интересно, куда делся ее муж?

Неужели закрылся в своем кабинете и снова работает? Уж не случилось ли чего, что могло поднять посреди ночи главного воеводу? Но тогда, наверное, во дворце поднялся бы переполох. А в коридорах семейного крыла стояла тишина, нарушаемая только привычными ночными шорохами. Пообещав себе разобраться со всеми вопросами в другой раз, Либуше вернулась в свою спальню.

Утро подтвердило, что никакой беды за ночь не случилось. Королева была спокойна, король, как обычно, занят, но вполне благодушен. Да и кронпринц Генрих выглядел отдохнувшим и довольным жизнью. Настолько, что Либуше пару раз поймала внимательный взгляд свекрови, которым та оглядывала сына и невестку.

А после завтрака, когда дамы собрались на привычную уже прогулку, королева Ариана выбрала момент. Члены семьи уже разошлись из гостиной, и только Ее Величество задержалась, осторожно придержав княжну за локоть. «Девочка, я понимаю, медовый месяц, долг перед страной и все такое…», — королева выглядела слегка смущенной и явно старательно подбирала слова. Такой Либуше свекровь еще не видела и терпеливо ждала, что та скажет дальше. А королева Ариана продолжила: «Я все понимаю. Но если мой сын иногда проявляет излишнее… м-м-м… внимание, ты не стесняйся. Иногда мужчины, даже самые лучшие из них, с трудом понимают намеки. А мы — женщины — существа хрупкие».