Хилари блеснула глазами им вслед и расцеловала сестру. Алисия была польщена: Хилари признавала, что сестра тоже имеет отношение к ее небольшой победе. Они перекусили в маленьком стеклянном кафе, в которое ходили художники, и опять принялись за дело. Но больше никто не останавливался у их места. Хилари перестала вертеть головой, ловя взгляды покупателей: она замолчала и вся ушла в себя. Алисия не пыталась расшевелить сестру пустыми уверениями, что день долгий и кто-нибудь обязательно подойдет к ним. Они видела, что Хилари не впала в отчаяние, а пытается решить какой-то вопрос. Но и об этом спрашивать было бесполезно, она уже немного изучила характер сестры и знала, что та заговорит только тогда, когда сама этого захочет.

Так они просидели почти до вечера, а когда начали собираться, Алисия по какому-то новому блеску глаз Хилари поняла, что та нашла решение. Поведение Рауля ее не удивило, но возмутило. Сколько можно играть роль холодного и жестокого учителя?! Неужели он не понимает, что иногда слова поддержки и искреннего восхищения значат больше, чем упорное указание на ошибки и просчеты? Собственно, именно это она ему и сказала, когда Хилари убежала из кафе. В том, что ему самому надоела эта роль, Алисия не сомневалась. Он сдерживался из последних сил, чтобы не быть милым и приятным и говорить Хилари комплименты.

Интересно, чем они будут заниматься завтра? По всему видно, что Хилари не намерена тупо ждать, когда раскупят ее коллекцию…

На следующий день они пришли в кафе задолго до назначенного времени. Рауля еще не было. По лицу Хилари Алисия поняла, что именно на это она и рассчитывала. Они быстро позавтракали, потом Хилари попросила бармена передать месье Фортье, чтобы он не ждал их, а встретятся они вечером в обычное время. Бармен понимающе улыбнулся, пожелал девушкам счастливого дня, и сестры отправились на знакомую улицу у подножия собора.

— Ты что-то придумала? — спросила Алисия, когда они раскладывали рисунки Хилари на том месте, где им разрешили работать.

— Я буду писать, — кивнула Хилари, — а ты общаться с покупателями, если таковые найдутся.

— Ты хочешь сделать новые картины? Здесь? — удивилась Алисия. — Разве это возможно?

— Именно здесь это и возможно, — засмеялась Хилари. — Это то, что вчера пришло мне в голову. Чтобы не терять времени, я попробую работать здесь. Все, что мне нужно, у меня под рукой: улица, собор, люди, витрины магазинов, кафе… Я наконец поняла, как надо изображать Париж и что имел в виду Рауль. Понимаешь, он все время смотрит на тебя…

— Рауль? — не поняла Алисия.

— Да нет, — засмеялась сестра. — Город! Он все время смотрит и примеряется, что ты из себя представляешь. Он может хмуриться, радоваться, осуждать, приветствовать… Может быть другом и врагом, а может быть абсолютно равнодушным. Но он никогда не бывает безликим. Понимаешь?

— Кажется, понимаю… — кивнула Алисия. — Но как ты собираешься это сделать?

— Не знаю пока, — отмахнулась Хилари, — поэтому и хочу попробовать. Я не буду писать виды Парижа, а возьму только вот эту часть и попробую сделать ее разной. А потом посмотрим, что из этого выйдет.

— Тебе нужна моя помощь? — спросила Алисия.

— Да, поработай моим рекламным агентом, ну и продавцом… — улыбнулась Хилари, раскладывая кисти. — А потом принесешь мне чего-нибудь поесть, ладно?

— С удовольствием! — ответила сестра и встала рядом с картинами Хилари с твердым намерением не пропустить потенциального покупателя. Потом решила задать еще один вопрос: — Ты собираешься показывать новые работы Раулю?

— Я вообще больше не собираюсь с ним советоваться и общаться, — нахмурилась Хилари. — Он замучил меня своими придирками. Я благодарна ему за то, что он выдернул меня из скорлупы, но никто не дал ему права руководить мною всю оставшуюся жизнь. Если мужчина хорошо относится к женщине, он не будет так себя вести!

— Но вы же договорились с ним, — попыталась остановить ее Алисия. — Это же просто игра.

— Мне надоела эта игра, — пожала плечами Хилари. — Теперь мы и без него прекрасно проживем. Пусть не думает, что на нем свет клином сошелся. У нас впереди еще масса времени, я могу много успеть сделать, а он опять придумает какую-нибудь задачу. Я уже поняла, что он хотел. Для того чтобы узнать вкус воды, необязательно выпивать ведро…

— Мне кажется, ты не совсем поняла его, — мягко заметила Алисия. — Твоя работа не главная его задача. Он хочет, чтобы ты научилась ценить себя, свои чувства, прощать и понимать людей, верить в радость, знать, что у счастья есть много лиц…

— Алисия, ты умница, — вздохнула Хилари, — но бывают моменты, когда изменения внутри происходят очень стремительно. Он не хочет этого видеть. Он сбросил меня в воду, но я уже плыву. Если меняюсь я, то он тоже должен меняться вместе со мной… Именно это я ему и собираюсь сказать.

— Вы все время воюете, вместо того чтобы быть заодно, — вздохнула Алисия. — И, боюсь, никогда не остановитесь.

— «Никогда» — это очень громко сказано, — усмехнулась Хилари. — Несколько дней, а потом у каждого своя жизнь…

— Ладно, работай, не буду мешать, — прекратила разговор Алисия.

Хилари не ответила, она была готова к тому, чтобы попробовать то, о чем так долго думала вчера и что так отчетливо снилось ей ночью…

Рауль спокойно потягивал вино и ждал, когда придут сестры. Вчерашний инцидент и отсутствие девушек сегодня утром за завтраком заставили Рауля задуматься, так ли он был прав, предлагая Хилари шоковую терапию. Она уже достаточно сделала усилий над собой, и процесс, который должен был привести к нужным результатам, уже не остановить. Она сбросила с себя маску воспитанной, холодной и уверенной в себе женщины. Сейчас рядом с ним живая, трепетная, очень молодая и очень наивная женщина, которая самостоятельно постигает трудности обычной жизни. До сих пор никто и никогда не заставлял ее бороться, искать компромиссы, влезать в чужую шкуру. Он смог это сделать, хотя пришлось отчаянно бороться с собой.

Ему хотелось за руку водить ее по любимому городу, показывать заповедные уголки, холить и нежить. Поселить в дорогом комфортабельном отеле в центре, водить в лучшие рестораны, а по вечерам наслаждаться тихими интеллектуальными беседами. Ему хотелось дарить ей радость и видеть восхищение в ее глазах. Но этого мало для его Хилари. Ее талант, живая натура требуют искренности, к которой она тянется, но не знает, как ее достичь. Если бы он оберегал ее, она никогда не постигла бы сути самых важных вещей, которые необходимы человеку, связанному с искусством. А представить себе, что Хилари навсегда законсервирует свой талант и свою личность в удобной и неразвивающейся форме общих представлений, он не мог. Она должна жить и дышать полной грудью, смотреть на все без страха и предвзятости. Она должна научиться находить красоту и радость во всем: в каплях дождя, в сонном лице консьержа, в виртуозном взбалтывании коктейлей, в криках и ругани негритянок в дешевых магазинах, в кривых улочках городов, в прохудившейся лодке у причала… Он когда-то научился черпать во всем этом вдохновение и хотел научить этому Хилари. Тогда она сможет понять его и быть с ним. Он ваял свою Галатею и не думал, что ей это может быть больно…