Армия уже строилась в боевые порядки, не дожидаясь, пока явится командующий, едва заслышав тот вызывающий грохот, с которым, совершенно не таясь, подходил противник. Звуки походных рожков обычно слышны издалека, а для Олфа рожок сделал сам мастер Клён сразу после того, как было объявлено о создании ночной стражи. Он отлил его из освященного серебра, и узоры, покрывающие его витую поверхность, сплошь состояли из оберегов. Рассказывали, что как-то оборотень сдох просто оттого, что Олф с расстояния в дюжину локтей гуднул ему в ухо.

Рожок разбудил спящих и ошеломил бодрствующих, а отсутствие лорда в шатре вызвало какое-то подобие паники, которую в основном устраивал секретарь лорда. Он бегал от одного сотника к другому и кричал, что пока лорда нет, он, Соул, не позволит им бездельничать, и пусть пешие идут немедленно сражаться пешком, а конные пусть немедленно садятся на коней. Лорд, подкативший к сотникам, толпящимся возле его шатра, услышав истеричные вопли своего секретаря, тут же прервал их ударом плети, от которого Соул тут же лишился чувств и свалился там, где стоял. Дризу не потребовалось много времени и слов, чтобы бессмысленные метания и крики прекратились – сотники научились понимать его с полуслова, а чаще и вообще без слов. К тому же они чувствовали, что сегодня их господин особенно суров и не простит никому даже малейшей оплошности или просто нерасторопности. Войско, только что наполовину спавшее, выстроилось в боевые порядки, перегородив Каменную дорогу и соседние поля, одним флангом упершись в болото, не успевшее еще промерзнуть, а другим – в глубокий овраг. Впрочем, противник не спешил приблизиться. Войско лорда Бранборга остановилось у сторожевых башен и тоже перестраивалось. Но захват пограничных башен уже означал вторжение в Холм-Грант, и лорда Кардога уже никто не смог бы обвинить в том, что именно он затеял эту битву, и согласно договорам и Заповедям, прочие лорды должны теперь помогать ему, а не Бранборгу, этому выскочке, предок которого всего лишь держал стремя, когда лорд лордов соизволял садиться в седло… И вдруг до него дошло, что уже не важно, кто на кого напал, а искать союзников среди лордов бесполезно. Он понял – его раскрыли. Против просто спесивого соседа лорд Бранборг никогда не двинул бы свои войска, а если бы и двинул, то хотя бы предупредил об этом. И Служители так резво прискакали…

А что будет, если его воины узнают, кто он такой на самом деле? Хотя уже пущен слух, что их лорд – не кто иной, как Великий Дух Битвы, Воплощенный Бой, Коего Мир Призывает Себе На Помощь В Темные Времена – Хозяйка присоветовала имечко. И уже многие поверили и на смотрах вопили от восторга как резаные… Но сейчас стоит армиям соприкоснуться, как вместе с битвой начнется словесная перепалка, и его воины услышат о своем господине много нового и интересного. И Хозяйка пропала, дрянь…

День прошел, уже почти стемнело, но никто не решился напасть первым. Лорд Бранборг пользовался возможностью дать отдых своим воинам после ночного перехода, а Дриз почему-то боялся начинать битву, ведь Хозяйка-то сбежала, а она зря не сбежит. Втайне от себя самого он надеялся, что она вот-вот вернется или хотя бы подаст Голос. Ему очень хотелось бы научиться точно так же летать нагишом со скоростью мысли, но что-то подсказывало ему, что эту способность ему еще предстоит заработать.

– Атакуем перед рассветом, – негромко сказал лорд угрюмым сотникам, полдня не покидавшим строй в ожидании приказа. – А может, и раньше… Как проснусь – так и атакуем!

Он резко отдернул полог своего шатра, вошел и, не зажигая огня, упал на лежанку, стараясь как можно быстрее погрузиться в чудесные видения которые обычно, являлись ему по ночам. Но на сей раз видений не было. Лишь чей-то мягкий, но властный Голос шепнул ему: «Начни битву и уходи… Чем больше крови прольется сегодня, тем быстрее она перестанет литься вообще, потому что в мире не останется крови…»

Скачет зайчик по лужайке,

У него большие уши.

Если кто не любит зайку –

То у них кривые души.

Детская песенка, сочиненная старым лирником, впавшим в детство

Лирник Ясон был не каким-нибудь там бродячим, он уже давно заслужил доверие Его Милости лорда Кардога и признательность его придворных, челяди и воинства. Он успел изучить вкусы своего господина и всегда знал, что и когда следует спеть. Вот и сейчас он понимал, что главная его задача – поднять боевой дух войска любимого лорда перед решительной битвой против вероломных врагов.

Слава тем, кто по воле его защищает владенья его

И свой дом заодно защищает!

Слава тем, кто направит копье на врага своего и его!

Нам победу рассвет обещает!

Он ходил от костра к костру, вокруг которых грелась вторая караульная смена, и пел у каждого по нескольку песен, надеясь на последующую благодарность лорда. Обычно Ясон получал то, на что рассчитывал. И вот подойдя к очередному костру, он вдруг заметил, что его законное место уже занято. Его старый недруг Эол, которому пора было бы уже издохнуть, во-первых, от старости, во-вторых, оттого, что принадлежавшую ему лиру Его Милость изволили растоптать, как ни в чем не бывало пел там, где положено петь только ему – Ясону. К тому же он заметил, что слушатели даже изредка бросают в кружку Эола какие-то монеты. Самому Ясону уже давно никто ничего не бросал, но он считал, что ему довольно щедрот Его Милости, а благодарные слушатели лишь опасаются унизить себя малостью дани своей. Ясон хотел было закричать, чтобы воины немедленно схватили Эола, который в немилости у Его Милости и не смеет здесь… но кто-то схватил его сзади, заперев крик во рту широкой ладонью. Потом его оттащили подальше от костров, связали и рот заткнули кляпом. Самое обидное, он не смог в темноте разглядеть хоть кого-нибудь из своих обидчиков, чтобы потом указать на них пальцем, зато всё, что пел этот пройдоха Эол, Ясон слышал прекрасно и удивлялся, почему доблестные воины Его Милости не казнят его немедленно. Эол пел запрещенную «Балладу об Эрлохе Незваном».

Голове, на которой корона, нелегко удержаться на шее,

Кто-то снова кричит на болотах, солнце ниже, и тени длинней.

Над руинами стонут вороны, и бездонное небо темнеет

От простуженных криков пехоты, от тревожного ржанья коней.

Если мир одолели сомненья, значит, мир в ожиданье героя,

У которого крепкие латы и не дрогнет над жертвой рука,

Пред которым стоят на коленях даже сильные мира порою,

А несильные просто заплатят за величье его облакам.

И на чутких весах Мирозданья он качается, как на качелях,

Он рога золотые вонзает в неприступные своды небес,