— Кори, прошу, — говорит она.

— Мне нужно за ней, — отвечаю я, но желание последовать пропало, и я не знаю, что делать, что думать. Я знала, что она была тут — конечно, знала — но я понимаю, что перестала ждать, что увижу ее. Я думала, это место было таким огромным, людным, и это не произойдет. Она знает, что она тут из-за меня? Она ненавидит меня за это?

Надеюсь. Потому что я ненавижу ее.

Я смотрю на арку, прошу мысленно ее вернуться, чтобы я сказала ей это.

Алекто толкает меня локтем, утешая, наверное.

— Мы закончим тут. Поговорим в Эребусе.

Я киваю, готовая подчиниться, пока мы не проходим тень, с которой пришла Бри.

— Вы знаете ее? — я замираю, игнорируя Алекто, тянущую меня, и спрашиваю. — Ту девочку. Бри Давмуа. Вы с ней — друзья?

Тень молчит, боится, глядя на наши соединенные руки в ужасе. И, когда Мегера присоединяется к нам, глаза тени становятся такими широкими, что я вижу белки вокруг радужки. Я забыла, как Фурии пугают, когда их впервые видишь.

— Уходи, — говорит Мегера тени. — Уйди.

Я смотрю, как тень спешит прочь, мои глаза прикованы к выходу.

— Зачем ты это сделала? — спрашиваю я у Мегеры, когда никто не появляется в арке. — Я хотела узнать, знала ли она Бри.

— Я просила не говорить с ними, пока я не разрешу. У нас работа, — повторяет она, проходит к своей горке, занимает свое место. — Алекто, живо, — приказывает она, и я ощущаю недовольство к ней.

Судя по ее лицу, она не ощущает ко мне то тепло сейчас.

Ради Алекто я молчу, позволяю ей вести меня. Она держит мою руку под своей, прижимая меня к себе, отчасти на горке, которой не хватает для нас обеих, пока остальные виновные приходят и получают наказания. Я молчу, пока мёртвые приходят и уходят, мои глаза прикованы к арке. Мое сердце дрожит в моей груди, пока я смотрю и жду, пытаясь решить, что говорить, если Бри вернется.

Мне жаль.

Мне не жаль.

Это было случайно.

Ты заслужила это.

Я хочу забрать это.

Я бы сделала это снова, если бы был выбор.

Я люблю тебя.

Я ненавижу тебя.

Всегда буду.

Но она не возвращается. И я знаю Бри достаточно хорошо, чтобы знать, что если она хочет избегать меня, она будет как можно дальше отсюда. И, может, это к лучшему. Я тут не для ее спасения, и я не знаю, что сказать ей, и почему я даже хочу. Она уже не моя проблема.

Когда это, наконец, заканчивается, и Алекто отпускает мою руку, я поворачиваюсь к ней, готовая вернуться на Эребус на обед, но Тисифона подхватывает меня. Я даже не знала, что она была за мной.

— Что происходит? — спрашиваю я, поворачиваясь в руках Тисифоны, чтобы посмотреть на Алекто.

Когда она смотрит не на меня, а на землю, тревога гудит в моих венах.

— Тебе пора узнать все, что мы делаем, — говорит Мегера. — Чтобы ты понимала, почему нельзя, чтобы ты нарушала правила.

— Что это означает? Это не все? — я киваю на Пританей. — Это вы делаете.

— Это меньшее, что мы делаем.

Тисифона прыгает в воздух, мой желудок делает сальто, и вскоре мы улетаем от Пританея и замка к участку Подземного мира, который я еще не видела. Флегетон сияет алым на горизонте, и все волосы на моем теле встают дыбом.

— Куда мы?

Тисифона вдыхает, и я думаю, что она ответит, но Мегера и Алекто присоединяются к нам, обрамляя нас. Я смотрю на них, чтобы оценить, в какой я беде, но от увиденного мое сердце замирает.

Они — монстры.

Их губы сдвинуты над острыми зубами, рты широко открыты — шире, чем должны быть — и видно темную пустоту внутри, черные глаза злобно горят. Змеи Мегеры подняты для атаки, их клыки стали длиннее. Перья Алекто встали дыбом, от этого она вдвое больше, великан в небесах.

Но их ладони пугают сильнее. Их левые ладони согнуты, как когти, ногти удлинились. И в правых они держат жестокого вида хлыст, десятки шнуров с медными концами тянутся из центра. Все во мне становится жидким, звериный страх от этого вида, ведь такое создано ранить. Сдирать кожу.

Мегера поворачивается ко мне, ее рот зияет, может проглотить меня целиком, и я кричу.

— Теперь ты увидишь, что мы делаем, — говорит она.

Алекто кричит имя, и неподалеку группа теней начинает биться друг с другом.

— Он тут! — кричит один из них, толкая тень мужчины средних лет от себя, другие тут же смыкают ряды. — Это он.

— Он врет! — обвиненная тень смотрит на Фурий большими дикими глазами, ладони подняты в мольбе. — Я не виновен.

— Врешь! — ревет Тисифона, звук как гром в ее груди, бьет по моему уху, и я скулю, но она не обращает внимания. — Ты врешь и лишаешь нас божественного права судить.

— Ты должен был прийти в Пританей, — говорит Алекто, резкий хрип карканья, звук, какой я от нее не ожидаю. — Было ошибкой заставлять нас приходить к тебе.

И теперь я знаю, что делают Мегера и Тисифона, пока мы с Алекто ждем в Эребусе, и что случается с теми, кто пытается избегать Фурий и их наказаний.

Алекто и Мегера пикируют. Тень пытается убежать в укрытие других, а они пятятся, пытаясь не попасться.

Потому что слишком поздно.

Я слышу писк хлыстов, рассекающих воздух, а потом мой крик присоединяется к отчаянному визгу тени. Я закрываю глаза, не могу на это смотреть, хотя не могу перестать слушать, как он воет и молит о пощаде, его голос — сломанное бульканье. Слезы катятся из моих глаз, и меня мутит, внутренности сжимаются. Как он заслужил это? Никто ведь не заслуживает такого?

Словно в ответ Алекто начинает произносить обвинения против него: нарушил клятвы бака, поднял руку на жену, поднял руку на любовницу, заставил ее прервать беременность, врал о жене во время развода, врал о доходе, чтобы не поддерживать ее.

Он звучит ужасно.

Но я все еще не могу принять, что они так делают с ним.

Отсутствие хлыста заставляет меня понять, что они прекратили. Я приоткрываю глаз и вижу, что мы улетаем. В руках Тисифоны я вижу, что тень все еще лицом в земле. Те, среди которых он пытался скрыться, уходили, некоторые провожали нас взглядом с радостью, что это заканчивается.

Павшая тень не встает.

— Ты справилась лучше,