Да и ладно бы только облика. О чем можно говорить всерьез, если, за исключением визита в Константинополь, нет ни одного достоверного факта в биографии так называемой княгини — одного из главных действующих лиц трансформации начальной черноморской Руси в известную нам приднепровскую. По разным источникам, она могла быть простолюдинкой и принцессой, северянкой из Пльскова (так назывался Псков по-древнерусски) и южанкой из Плиски (древней болгарской столицы). Без портрета Игоревой вдовы мы бы как-нибудь обошлись, но без знания происхождения Ольги мы не в состоянии оценить ее прав£ на верховную власть над русью после гибели Игоря и потому можем только фантазировать о способах добывания ею этой власти. Тем не менее, опираясь на факт посещения Константинополя «архонтиссой Эльгой», не приходится сомневаться, что она какую-то власть над какой-то русью и соответствующий титул каким-то образом заполучила. И надолго. Константин Багрянородный величает ее архонтиссой в середине X века, а два десятилетия спустя Лев Диакон называет Святослава, верховного главнокомандующего противостоящего всей империи русского войска, всего лишь катархонтом. То есть Святослав все еще ниже по рангу своей то ли матери, то ли мачехи, то ли тетки, которая, надо полагать, продолжает оставаться архонтиссой, то есть ольгой-каганессой Руси.

В ПВЛ, заполучив верховную власть, Ольга занялась установлением даней и налогов. Насчет даней и налогов, это, конечно, очередная отсебятина сочинителей ПВЛ. Трактат Багрянородного «Об управлении империей» свидетельствует как раз для времени вокняжения Ольги, что архонты руси еще не получали даней и не собирали налоги, что свойственно организованному централизованному государству, а кормились полюдьем — по старой привычке викингов-варягов кружили (выражение Багрянородного) по окрестностям и прибирали к рукам все, что плохо лежало. То есть попросту обирали аборигенов. А то и продавали их самих в рабство. И это тоже свидетельствует о том, что никакого настоящего государства еще не было — государи не торгуют своими подданными.

Хотя никаких даней Ольга не устанавливала и никаких налогов не собирала, стоит обратить внимание на географию устроительной и фискальной деятельности, которую ПВЛ приписывает новоиспеченной княгине. Сначала, в 946 году по хронологии ПВЛ, ее первыми упорядоченными данниками стали покоренные и приведенные к покорности древляне, а на следующий год Ольга отправилась устанавливать новые порядки в Новгородскую землю по рекам Мете и Луге. Вернувшись в Киев после этого вояжа, она неожиданно отошла от государственных дел и целых семь лет отдыхала: годы с 948 по 954 в ПВЛ пусты. Если это означает, что порядок во всей ее стране уже был наведен, то владения Ольги в интерпретации ПВЛ включали в себя только Киевщину, Древлянщину и Новгородчину.

В этой связи полезно заглянуть чуть-чуть вперед на наследство, которое якобы ставил своим детям ее то ли сын, то ли пасынок, то ли племянник Святослав. Оказывается, все то же самое: Ярополку — Киевщину, Олегу — Древлянщину, Владимиру — Новгородчину! Вряд ли это случайное совпадение. Киевская Русь времен Ольги и Святослава скорее всего ограничивалась этими тремя составными частями и, соответственно, тремя регионами полюдья — источниками доходов. (Прямо как в марксизме-ленинизме: три источника и три составные части!) А всякие там якобы ранее примученные вятичи да радимичи, кривичи да уличи — не более чем очередной треп сочинителей ПВЛ, чтобы придать побольше форсу выдуманной ими довладимировой Киевской Руси и чем-то занять мифических «киевских князей» от Кия до Вещего Олега.

Но даже зная все три составные части исходной Киевской Руси, вряд ли возможно очертить ее границы. Если с Киевщиной особых вопросов нет, то, когда разговор заходит о Новгородчине и особенно Древлянщине, мы погружаемся в туман неопределенности. Ведь во время вокняжения Ольги Новгорода Великого еще не было физически, зато Древлянщин было целых две: земля приднепровских собственно древлян ПВЛ и место обитания каких-то причерноморских «дервей» все той же ПВЛ. Плюс к этому, в тех же краях, а именно в Крыму, был свой Новгород — Неаполь[66] Скифский. Разрушенный в III веке готами, бывший греческий полис тем не менее всегда оставался в сфере интересов Крымской Готии и, как следствие, начальной руси. По предположению некоторых историков, именно он был резиденцией одного из первых предводителей руси Бравлина, совершившего самый ранний зафиксированный источником, а именно одной из редакций Жития св. Стефана Сурожского, пиратский рейд по крымскому побережью где-то на рубеже VIII–IX веков.

Лишив доверия ПВЛ, мы в попытках выявить крохи истины вынуждены обращаться к другим, то есть «зарубежным» источникам, поскольку иных отечественных просто нет. Можно было бы надеяться, что мрак над событиями, связанными с вокняжением Ольги и трансформацией крымской руси в приднепровскую, на которые отечественные былины лишь бросают тонюсенький лучик света, смогут рассеять два письменных документа того времени: договор Игоря с Византией, помещенный в ПВЛ первой из двух статей за 945 год, и объемное описание Константином Багрянородным визита Ольги в Константинополь.

Увы, не рассеивают.

С договором, точнее его «списком» в ПВЛ, чересчур много непонятного. Текст «списка» явно правлен и «обогащен» сочинителями и редакторами ПВЛ. Чего стоит одно только упоминание в нем в качестве русских городов Киева, Чернигова и Переяславля. Можно спорить, был ли уже в то время Киев русским городом и столицей Руси, можно сомневаться, существовал ли в то время Чернигов, но вот Переяславля в середине X века точно не было! Город возник в самом-самом его конце. В этом пункте археология не оставляет нам ни малейших сомнений.

В самом договоре нет даты его подписания, а вставка текста договора отдельной статьей за 945 год — явный волюнтаризм составителей ПВЛ[67]. Поэтому мы не можем с полной уверенностью утверждать, что договор вообще имеет отношение к Игорю и Ольге. Правда, в преамбуле договора они оба названы впрямую, но ситуация здесь ничуть не лучше, чем с Вещим Олегом в договоре 911 года. Вновь Игорь представлен великим князем, а Ольга — княгиней, вновь видим великих бояр, то есть вновь имеем дело с очевидными анахронизмами. Очевидно, что эти имена и титулы вставлены в текст договора задним числом, вероятно вместе с «русскими городами» в комментарии к нему.

Кроме трех имен великокняжеской семьи мы находим в «списке» договора множество других, о носителях которых абсолютно ничего не известно, так как их имена более нигде в ПВЛ не встречаются, что, кстати, тоже говорит в пользу очень поздней вставки «списка» договора в ПВЛ. Из этих имен наибольший интерес вызывают некие Володислав и Предслава, чьи статус и отношение к семейству Игоря никоим образом не прояснены, а также два племянника Игоря, одного из них зовут тоже Игорем, а другого вроде бы Прастеном Якуном.

Имена обоих племянников, заметим, все еще германские. Помянуты они почему-то в разных местах и в разных контекстах. Первый назван одним именем, второй — почему-то двумя, причем одно имя — готское «Прастен» (Фрастен), а другое — скандинавское «Якун» (Накбп). У первого имеется собственный посол, некий Слуды, второй послом не обзавелся, он сам выступает в роли собственного посла. Первый помещен непосредственно вслед за Игорем, Святославом и Ольгой, а второй — где-то в середине длинного списка. Между ними около десятка имен, среди которых есть вроде бы и собственно владыки руси, и представляющие их послы.