Сообщение страдает массой неточностей, но попробуем приблизительно посчитать численность немцев. Из расчета сто ратников на одного рыцаря мы получим, что гарнизон Пскова состоял из двухсот человек. Это правдоподобнее, чем «многие тысячи». Хотя, если считать с русскими ренегатами да чудскими туземцами, счет действительно мог идти на тысячи.

Двадцать орденских братьев убито на Чудском озере (а не пятьсот, как прихвастнули русичи, посчитав вместе с рыцарями послушников и оруженосцев). Еще шестеро оказалось в плену. Умножив на сто, получим 2600 воинов. Если спаслось после боя две трети ливонского воинства, то есть 52 рыцаря, мы получим еще 5200 бойцов. Итого немецкая армия на Чудском озере могла составить 8000 воинов или около того, что немало. Тогда выходит, что Александр Невский собрал на озере 480 000 человек из расчета 60 русских на одного немца. Это больше, чем было мужчин в Новгородской и Псковской землях, вместе взятых. А если считать только рыцарей? Тогда соотношение сил меняется. На каждого полноправного рыцаря приходится 60 русичей. Итого получаем 26 + 52 = 78 рыцарей. Им противостоит 60 × 78 = 4700 русских ратников, что вполне реально. Но ливонцам страшно неприятен факт, что они потерпели поражение от численно уступавшего противника. Поэтому они не считают за людей не только «чудь», то есть эстов-ополченцев, но и своих послушников.

Откуда взялась цифра орденской армии из расчета один к ста? Она взята из Ливонской хроники, а точнее из эпизода, повествующего об одной из осад Пскова. Ниже мы рассмотрим этот эпизод. Немцы пишут о соотношении один к ста как о чем-то обыденном. Значит, это не единичный случай, а повседневная практика. Каждый рыцарь был командиром роты солдат.

Так или иначе, немцы потерпели неудачу на Чудском озере и запросили мира. Александр Невский счел, что у него недостаточно сил для продолжения войны в Прибалтике. Во Пскове он посадил своего наместника, вернул Изборск Руси и здесь же установил границу. Далее на север она шла по Псковскому и Чудскому озерам и реке Нарове. Пару десятков лет на этом рубеже царило спокойствие. Но русичи никогда не считали, что отказались от Прибалтики навсегда. Они собирали силы, чтобы возобновить борьбу.

Скептики недооценивают значение Ледового побоища. В лучшей на сегодня монографии на «тевтонскую» тему, «Немецкий орден» Хартмута Бокмана, упоминания о Ледовом побоище просто нет, зато есть много стенаний о потерях и неудачах тевтонов. Книга написана с большим сочувствием к рыцарям ордена.

Американский исследователь Вильям Урбан в прескверной и поверхностной книжке «Тевтонские рыцари» (в русском переводе «Тевтонский орден») считает нужным всё-таки рассказать о Ледовом побоище. Но полагает, что «в угоду политическим позициям XX века эта битва получила незаслуженную славу». В исторических источниках того периода Урбан разбирается слабо, русской литературы, превозносившей Александра задолго до установления «политических позиций XX века», явно не читал. Он незнаком даже с «Историей государства Российского» Н. М. Карамзина, ему неведома «История России» С. М. Соловьева; а о В. Н. Татищеве даже как-то и поминать неприлично: американец о его существовании не догадывается. Новгородская летопись (как видно, I) для него – трудный текст, который, правда, «передает живо суть православной веры». Художественный фильм Эйзенштейна «Александра Невский» Урбан с великолепной важностью пытается анализировать как исторический источник. По его мнению, этот фильм рисует в портретах русских воинов «некий аналог ленинских коммунистов». То есть наш американский аналитик не понял даже главного идеологического посыла кинокартины – имперского и патриотического, сталинского. Разумеется, дипломированный немолодой дилетант из США не смог оценить и точность деталей фильма, ценных для знатоков военной истории. Хотя именно этим «Александр Невский» Эйзенштейна и интересен сейчас, когда со времени съемок прошло почти восемь десятков лет.

Интеллектуальная убогость ряда западных историков иногда не просто поражает – она вызывает зависть. Остепененные шарлатаны от науки весьма успешны, им платят хорошие деньги. Более того, некоторые российские издательства печатают этих авторов, то есть платят гонорары за прямолинейную русофобскую пропаганду, издаваемую под видом исторических монографий. В случае с Урбаном редакторы подстраховались, аннотировав его исследование как «исторический роман», но этот фиговый листок выглядит убого. Перед нами именно монография, с претензией на научность, автор которой пытается отнестись «с пониманием» к тевтонским рыцарям и, может быть, снисходительно к их противникам. Трагедии народов, ставших жертвами тевтонов, систематически игнорируются, а возможные попытки оппонентов заступиться за туземцев сразу блокируются как возможные рецидивы русофильской или коммунистической идеологии.

Даже дипломированные отечественные ученые не все могут разобраться в подлоге и проанализировать текст американца о тевтонских рыцарях. Но перед нами не наука в подлинном смысле, а элемент идейной войны против России. Зачем и кому нужны подобные книги и почему они издаются на российские деньги? И не только издаются, но оказывают влияние, задают стереотип мышления российским педагогам и ученым, запрограммированным на веру печатному слову? Всё это – риторические вопросы, далекие от истинной науки, разработку и финансирование которой может позволить себе лишь сильная и уверенная в себе империя.

Вместе с тем сочинение Урбана игнорировать нельзя. Это – концентрированный взгляд американских и примкнувших к ним европейских интеллектуалов на события в Прибалтике в XIII веке.

…А что же на самом деле? После того как был заключен мир между тевтонами и Новгородом, мы целых двадцать лет ничего не слышим о столкновениях этих двух сторон на территории Ливонии. То есть победа русских была настолько громкой и устрашающей, что немцы не рискнули нападать на восточного противника. Это снимает все вопросы о значении Ледового побоища. Во Пскове и Новгороде благодаря подвигу Александра Невского и его ратников выросло поколение, которое не знало войн с немцами. Больше того, после смут и метаний Псков превратился в православный город, партия западников была в нем радикально разгромлена и возродилась не скоро. Новые войны начались в 1260-х годах, и это приводит нас в эпоху Довмонта.

* * *

Прошло двадцать лет. Собравшись с силами, русичи попытались переломить ситуацию в Прибалтике и сами напали на немцев, что вызвало, разумеется, дикое возмущение прибалтийских хронистов и позднейших западных авторов, вроде Урбана. Эту войну они расценили как агрессию. Но мы не будем вступать в полемику. В предыдущих главах достаточно подробно описана «германская честность» рыцарей и верность их договорам. Обратим лишь внимание читателя, что эти «прохвосты» (столь брезгливо охарактеризовал тевтонских рыцарей Карл Маркс) непонятно как оказались в Прибалтике. Русских тоже можно обвинить в захвате прибалтийских земель, но тогда и морализировать нечего насчет их попыток вернуть потери. Сильный – нападает, слабый – обороняется. Скулеж русских по поводу нападений немцев или немцев насчет нападений русских обоюдно неуместен. Пусть Урбан поболеет за своих, а мы – посочувствуем своим. Это право историка. Нельзя лишь передергивать факты, ибо это – уже политика и пропаганда. А теперь, когда в правила интеллектуальной игры внесена необходимая ясность, продолжим рассказ.