как мы поняли: атомную бомбу сделать легче, чем атомную силовую установку. Тяготевшая над нами уверенность в превосходстве германской науки лишь с трудом позволяла воспринять тот факт, что немецкие физики потерпели полную неудачу. В Америке есть ученые, которые п сейчас еще не могут поверить, что их германские коллеги могли сделать такие грубые ошибки. Чтобы они поверили в это, приведем заявления нескольких известных немецких ученых-физиков.

Когда осенью 1943 года величайший современный физик-атомщик Нильс Бор бежал из Данни в Америку, то по прибытии он сообщил, что немцы занимаются попросту взрывающимся котлом. Тогда мы подумали, что немцам удалось скрыть свои истинные секретные цели даже от такого мудрого человека, как Бор.

Но в секретной гестаповской сводке, датированной маем того же года, говорится:

«Имеются две технические возможности применения деления урана.

1. Урановая машина может быть использована как двигатель, если удастся контролировать процесс деления атомных ядер в определенных пределах.

2. Может быть создана урановая бомба, если удастся подвергнуть ядра урана внезапной бомбардировке нейтронами. Выделенным в процессе деления нейтронам не следует давать разлетаться, а слишком высокую их начальную скорость надо замедлить до такой величины, при которой они смогут произвести следующие акты деления. Процесс разрастается лавинообразно.

Математические расчеты, проведенные на основании иностранных данных, показали, что возможности изложенные в пунктах 1 и 2, технически осуществимы».

В одном из сообщений прессы приводилось высказывание Гана, который якобы утверждал: «Мы знали, что это вещество (плутоний) должно существовать, но нам не удалось получить его».

Как сообщало агентство «Ассошиэйтед Пресс», Гейзенберг, по его словам, указывал немецкому правительству на то, что «атомное взрывчатое вещество можно получить двумя путями: или методом разделения изотопов урана, или созданием атомного котла» Это типичное осторожное заявление, рассчитанное на то, чтобы наши ученые поверили, что он конечно имел в виду использование котла для производстве плутония. В действительности же Гейзенберг никогда об этом и не думал. Немцы предполагали, что сам котел должен быть бомбой.

В ноябре 1944 года один инженер-эсесовец из отборной гвардии Гиммлера, общавшийся с венскими физиками, жаловался своему начальству, что Германия недостаточно энергично работает над атомной бомбой. В кратком письме он пытался описать преимущества такого оружия. Герлаха попросили дать для эсесовского руководства ответ на это письмо. В совершенно секретном письме Герлах заявил, что идеи инженера-эсесовца во многих пунктах близки к германскому урановому проекту, но, как он писал:

«…К сожалению, технические идеи его неверны. Согласно всем экспериментальным и теоретическим исследованиям, которые полностью сходятся в этом важнейшем пункте, невозможно получить интенсивное возрастание процесса ядерного деления при небольших количествах вещества. Могу Вас заверить в том, что мы снова и снова обращаемся именно к этой проблеме, подходя к ее решению с различных точек зрения. При малых количествах вещества нельзя выполнить даже основных лабораторных измерений этого эффекта; нужны по крайней мере две тонны его или более. Вот одна из причин, почему урановая проблема так трудна…».

Итак, немецкие физики усиленно занимались разработкой уранового котла. Они считали, что если в этом направлении все будет развиваться успешно, то бомба явится просто естественным следующим шагом. Во всяком случае, котел мог служить источником энергии, что во много раз увеличило бы экономическую мощь Германии и ее военный потенциал.

Успех, однако, не давался легко. Исследования продвигались очень медленно. Соперничество групп в начальной стадии существования Уранового клуба, многократные переезды из-за бомбежек, примитивность оборудования эвакуированных лабораторий, нехватка тяжелой воды после разрушения завода в Норвегии – все это затрудняло работу. Но основной, принципиальной помехой был, по-видимому, недостаток проницательности у Гейзенберга, идеи которого определили направление экспериментов.

Один немецкий физик, Фриц Хоутерманс, очень близко подошел к концепции плутония. В секретном докладе, написанном еще в 1941 году, он указывал, что в урановом котле можно получать новые вещества, более тяжелые, чем уран, и обладающие такими же взрывными свойствами. Более того, он утверждал, что такие новые элементы можно отделять значительно более простыми химическими методами. Но, хотя его доклад печатался дважды, по-видимому, никто не обратил на него внимания. Хоутерманс не пользовался благоволением группы Гейзенберга, и никто не принимал его всерьез, так как он не принадлежал к узкому кругу избранных.

Сначала Гейзенберг и Дибнер работали независимо друг от друга. Конечно, Гейзенберг и его избранное окружение смотрели на труды Дибнера свысока. Но оказалось, что Дибнер придумал значительно более удачную конструкцию уранового котла, чем Гейзенберг. Это был своеобразный щелчок для гейзенберговской группы, заставивший ее пойти на более тесный контакт со своими конкурентами.

Немецкие физики так и не сумели создать работающий котел. Правда, благодаря успехам Дибнера они довольно близко подошли к этому. В начале 1945 года, незадолго до окончания войны в Европе, немцы убедились, что их предварительные измерения наконец окончательно подтвердили возможность осуществления котла с цепной реакцией.

В феврале 1945 года в Берлине воцарилась паника– приближалась Красная Армия. Герлах, бледный, расстроенный и подавленный, приехал в Берлин спасать запасы тяжелой воды и других материалов для уранового проекта, которые предполагалось передать Гейзенбергу в южной Германии. Герлах особенно опасался того, что будет уничтожена драгоценная тяжелая вода. Он не хотел выпускать ее из-под своего контроля и дал Гейзенбергу строгие инструкции всячески беречь ее и металлический уран. Часть урана он спрятал в своей тюрингенской лаборатории.

Герлах был возбужден недавним прогрессом работ. Когда один из немецких ученых, Розбауд, научный редактор известного издательства «Шпрингер», спросил его, что будет Гейзенберг делать со всеми этими материалами, он ответил:

– Возможно, очень серьезное дело. Известно ли вам, что урановая машина работает?

Пораженный этими словами, Розбауд попросил рассказать ему подробнее. Герлах сообщил, что, согласно только что полученному от Гейзенберга сообщению, последние измерения оказались в полном согласии с теорией.

Тут Розбауд прервал его и сказал:

– Но ведь существует огромная разница между готовностью машины к работе и уверенностью в том, как она будет работать. Обычно уходит около десяти лет на то, чтобы научная идея получила техническое воплощение.

Схема экспериментальной «бомбы» из урана и парафина.

– Да, мне это известно, – отвечал Герлах, – но