Одним из влиятельных кардиоцентристов был греческий философ Аристотель (384–322 до н. э.). Хотя он известен как отец биологии, он, конечно, заслужил этот титул не за то, что обладал точными знаниями о таких органах, как сердце, мозг и легкие. Гораздо более вероятно, что этому способствовали его новаторские работы в области таксономии. Аристотель записал подробные наблюдения за сотнями растений и животных, вскрыв многих из них и применив наблюдаемые характеристики (например, кровь или отсутствие крови), чтобы впервые создать систему, с помощью которой можно было бы классифицировать все живые существа.

В одном из таких исследований Аристотель наблюдал за работой сердца у живого куриного эмбриона. Он отметил, что это был первый орган, который развился, и предположил, что у крупных животных, таких как люди, трехкамерное сердце с правой, левой и центральной полостями[78]. Согласно Аристотелю, у животных среднего размера две камеры сердца, а у мелких – только одна.

Еще Аристотель считал, что сердце – самый важный орган в теле: вместилище интеллекта, эмоций и души[79]. Не имея никаких знаний о нервной системе, Аристотель утверждал, что сердце служит центром для всей поступающей сенсорной информации, а сигналы от таких органов, как глаза и уши, передаются к нему через кровеносные сосуды. Для мозга же Аристотель предполагал гораздо менее высокую роль. Он считал, что тот действует очень похоже на современный радиатор, чья задача – охлаждать сердце.

Спустя полтысячелетия после Аристотеля в Пергаме, городе на побережье Эгейского моря, родился Клавдий Галенус (129–216), более известный под именем Гален. Это побережье, некогда часть мира Древней Греции, ко временам Галена стало частью Римской империи[80]. Гален, сын богатого архитектора, учился с намерением стать врачом и философом. Было бы трудно, если не невозможно, переоценить его влияние на медицину, поскольку его учение – и учение тех, кто слепо следовал за ним, – будет господствовать примерно в течение следующих полутора тысяч лет.

Под влиянием Гиппократа, в молодости Гален много путешествовал и познакомился с медицинскими практиками в таких местах, как Александрия (Египет) – в центре научного и медицинского прогресса. Гален следовал принципам Аристотеля и, как и он, был полностью убежден в существовании души и ее тесной связи с органами, которые вскоре увидел воочию.

Работая врачом в римской школе гладиаторов своего родного города, Гален увлекся внутренней анатомией. Столкнувшись с чередой порезов, рубленых ран и травматических ампутаций, Гален обнаружил, что способен остановить кровопотерю, прикладывая к ранам вяжущие вещества, например винный уксус. Эти вещества заставляли кровеносные сосуды сокращаться, тем самым уменьшая поток крови, вытекающей из них. Чтобы облегчить процесс заживления и сдержать инфекцию, Гален использовал пропитанные вином повязки и мази с добавлением специй. Хотя он понятия не имел, что представляют собой инфекции или что их вызывает, спирт в этих средствах, вероятно, помогал обуздать рост бактерий.

Гален называл раны «окнами в тело». Но, переехав в Рим примерно в 160 году, он обнаружил, что взгляд в эти «окна» затуманен запретом на вскрытие человека. Это табу существовало и в Древней Греции, за исключением короткого, но яркого периода в начале III века до н. э. Именно тогда два врача, Герофил Халкидонский и его младший современник Эрасистрат из Кеоса, смогли провести вивисекцию осужденных преступников50. Среди сделанных Герофилом открытий было то, что сердце имеет клапаны, способность которых проводить кровь только в одном направлении впоследствии продемонстрировал Эрасистрат. Еще младший из ученых описал сердце как насос51, и оба отметили анатомические и функциональные различия между венами (φλέβες) и артериями (ἀρτηρίαι), хотя они тоже придерживались ошибочного суждения, будто артерии заполнены воздухом[81].

Невозможно поспорить с тем, что запрет на вскрытие человека серьезно препятствовал развитию анатомии и физиологии в Древней Греции и Риме. За немногими исключениями, этот запрет сохранялся во всем западном мире в течение примерно 18 столетий после Герофила и Эрасистрата, пока не был окончательно отменен в XIV веке в Италии.

В 1992 году историк Йельского университета Генрих фон Штаден задался вопросом, почему древние греки считали вскрытие человека табу, и заключил, что существуют два основных фактора. Во-первых, это гигантский груз культурных традиций, приписывающих трупам заражающую и оскверняющую силу. Например, любой, кто соприкасался с трупом или смотрел на него, пусть это было даже и тело близкого человека, затем проходил длительный процесс очищения, который варьировался от омовения до нанесения на тело различных веществ (например, крови или глины), или окуривания и исповеди52. Подобные ритуалы совершались в жилище умершего, у очага, источника воды и места погребения. Поэтому проводящий вскрытие человека действовал бы далеко за пределами культурно приемлемого, оскверняясь и низводя себя до уровня преступника53.

Вторым фактором, способствующим греческому табу на вскрытие человека, писал фон Штаден, был набор негативных коннотаций, связанных с разрезанием человеческой кожи. Греки, по его словам, считали кожу «магическим символом целостности и единства»54. Вероятно, были исключения во время войны, когда разрешалось прокалывать, резать и молотить своих врагов.

Сотни лет спустя, столкнувшись с подобными римскими табу, Гален был вынужден делать выводы о кровеносной системе человека, проводя эксперименты на животных. Он работал на макаках, свиньях, овцах, козах – часто публично, – и его слава росла. К его чести, Гален, как и его предшественники, описал сердце в виде насоса с клапанами и опроверг давнее убеждение, будто артерии несут воздух, а не кровь. Он сделал это, вскрыв артерию собаки под водой55. Поскольку было видно, что вытекает кровь, а не воздух, это убедительно доказывало, что египетские и греческие врачи ошибались, утверждая, что артерии являются частью дыхательной системы.