Ганс крепче обхватил меня сзади, вошел в меня так глубоко, как только мог, и прижал свой лоб к моему. «Я тебя люблю».

Его слова прозвучали еще сильнее, настойчивее и яснее, чем раньше. Они отозвались во мне эхом, наполнили меня и достигли самых дальних пустот, куда никогда раньше не удавалось проникнуть ничему, по пути вызывая во мне дрожь удовлетворения.

Спустя секундную паузу Ганс медленно вышел и снова вонзился в меня сильнее, чем раньше. Я непроизвольно застонала ему в губы.

Черт!

Если он будет так продолжать, я наверняка перебужу всех хозяев вместе с их злобными ручными кобрами. Но следующий удар Ганса был еще сильнее.

Ох!

Я закусила губу, чтобы не закричать от восторга, вцепилась в его спутанные волосы и прошипела ему в губы: «Я люблю тебя!»

Мои чувства были тут же вознаграждены таким мощным ударом, что через край бассейна выплеснулась вода.

Целуя меня за ухом и прижимаясь ко мне бедрами, Ганс прорычал: «Я люблю тебя».

Внезапно Ганс крепко сжал мою задницу и поднялся во весь рост, так, что наши обнаженные тела выше бедер оказались над водой, на воздухе. Я протянула руку назад и оперлась о край бассейна, предоставив свою грудь плохому парню рядом со мной, а свою душу – тонкому артисту. Ганс ответил на это предложение, закусив зубами колечко в моем левом соске и одновременно вонзившись в меня.

Пламя.

Я, должно быть, снова ушла под воду, но мои чресла, и сердце, и легкие пылали огнем от наслаждения. Я могла только извиваться, стонать и кричать при каждом движении: «Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя».

Выгнув спину, я стиснула внутренними мускулами головку его члена. Ганс зарычал в ответ и снова вонзился в мою сжатую киску.

Ганс выходил и врывался, все сильнее и быстрее, пока водная гладь вокруг нас не забурлила и наша страсть не начала выплескиваться через край бассейна, заполняя щели между терракотовыми плитками.

Зажав мой правый сосок между зубами, Ганс озорно водил языком по чувствительной проколотой плоти, пока у меня не закатились глаза, а из тела не извергся вулкан семенной жидкости, стонов, проклятий и слез.

Ганс быстро прижал к моим губам два мокрых пальца, чтобы я замолчала, и прорычал «Черт возьми, я люблю тебя» мне в шею, окончательно изливаясь в меня.

Мы долго стояли в воде, по нашим телам стекали остатки подводки с глаз, мы висели друг на друге, сливаясь в посткоитальном благословенном сплетении, пока наши мозги не начали снова воспринимать поступающую извне информацию.

Кто знает, сколько это продолжалось? На небесах нет счета времени.

Но я знаю, что, когда я наконец открыла глаза и взглянула на дом, там что-то изменилось.

– Хм, Ганс? А свет там и раньше горел?

– Какой свет? – Ганс завертел головой, и выражение, промелькнувшее на его лице при виде освещенного окна на третьем этаже, сказало мне все.

Черт! Я начала двигаться в воде в сторону лесенки, но быстро поняла, что это займет у меня всю следующую неделю из-за этих чертовых ботинок, наполненных водой, у меня на ногах. Передвигаться по песчаным дюнам лунной поверхности и то было бы проще, чем вылезти из бассейна в этих чугунных сапогах.

И тут я услышала сирену.

К счастью, Ганс обладал реакцией чертова ниндзя. За пять секунд он подхватил меня и посадил на край бассейна, выскочил оттуда сам, метнулся в патио и вылетел оттуда уже в кроссовках и с кучей нашей одежды, зажатой под татуированной рукой, как мяч для регби. Хотя его лицо так и не утратило игривого выражения, Ганс, не теряя времени, схватил меня свободной рукой и поволок вместе со стокилограммовыми ботинками на фиг из этого мигающего рая.

Держась за руки, мы прорывались через соседские дворы в направлении моей машины. Звук наших топающих и хлюпающих шагов раздавался в темноте и тишине окружающего нас благополучия. Я только молилась, чтобы хозяева всех этих миллионных дворов, которые мы тут рушили, были бы где-нибудь в ласковом голубом сонном море и не услышали бы, как мы, хихикая и матерясь, скачем по их безукоризненно выстриженным газонам и клумбам, шикая друг на друга, когда один из нас опрокидывал лейку или влетал головой в какую-нибудь коринфскую колонну.

И с каждым жарким, влажным, паническим вдохом, который мне удавалось сделать, рев приближающихся сирен становился все громче. Наконец мы увидели мой «Мустанг». Мы с Гансом на цыпочках пробирались по дальнему краю двора того замка, возле которого он был припаркован, и озирались вокруг, чтобы убедиться, что на горизонте чисто.

Взглянув на Ганса, я схватила сжатую в кулак руку другой, надеясь, что это похоже на всем известный универсальный полицейско-телевизионный сигнал «жди». Он замер возле дома, а я промчалась через двор, вспоминая по пути, что заперла свою сумку в багажнике, а ключ от машины привязала к одному из шнурков своих ботинок – в тот вечер на концерт я надела платье без карманов.

Господи, какое же счастье, что ботинки все еще были на мне! Если бы Ганс развязал их и снял с меня перед нашим небольшим развлечением в бассейне, этот ключ сейчас мог бы оказаться хрен знает где!

Я задрала свою пятидесятикилограммовую ногу и оперлась ею о край водительского окна. Хотя я была без лифчика, на мне все еще оставались мои красные трусики, которые каким-то чудом снова оказались на месте во время забега по чужим дворам. Странным образом, осознание того, что мой клитор не торчит наружу, пока я в три часа ночи стою посреди улицы с задранной ногой и водой, льющейся из ботинок, стараясь попасть ключом в замок машины, упростило для меня ситуацию примерно в три тысячи раз. В смысле, ну, на мне был практически купальник. Я просто где-то потеряла его верхнюю часть.

«Ничего страшного, офицер. Я уверена, такое часто случается. Наконец-то!»

Я распахнула дверь и нажала кнопку запора, ныряя внутрь машины. С восхищением я наблюдала, как голое, мускулистое, почти-двухметровое-тело Ганса неслось ко мне через двор. Я знала, что в школе он играл в регби, но с такой скоростью и ловкостью он мог бы стать профессионалом.

Господи, да может ли этот парень быть еще совершеннее?

Едва он успел захлопнуть за собой дверь, как мое зеркало заднего вида озарилось всполохами голубого света.

Я обернулась, чтобы посмотреть, что там происходит, и выдохнула с облегчением, увидев, что полицейская машина остановилась возле того самого дома, а не уперлась прямо мне в багажник. Хотя я и стояла примерно в квартале оттуда, в тени большой магнолии, мне не хотелось привлекать внимание к своему сомнительному «Форду» 1996 года, приткнувшемуся на углу очевидно дорогого района, где-шикарные-машины-стоят-в-собственных-гаражах, так что мы с Гансом сползли под сиденья, чтобы переждать.

Хотя мы с ним оба были голыми и прятались от полиции, Ганс все равно осветил меня уверенной улыбкой рок-звезды, протянул руку и погладил по щеке. «Это было потрясающе».