- Господин Стефанович, попросите спуститься дочь покойного!

- Послушайте, - шепчу я. - Кальман – наш главный подозреваемый, а вы его спросили про какие-то пустяки!

- На первичном допросе следователь составляет психологическое суждение о подозреваемом. Мне д-достаточно, а вы господина Горалика-младшего и так знаете.

Ладно.

Прихромала с женской половины Нетания Горалик. Чтоб я так быстро бегал, как она хромала!

Я сразу помотал Фандорину головой: беседуйте с этим чертенком сами, без меня. О мадемуазель Горалик «психологическое суждение» я тоже имел.

- Ой, это у вас там папаша лежит? – затараторила девчонка, едва войдя в лавку. - Можно посмотреть, как его проткнули? Обожаю всякие ужасы!

- …Не сейчас, - несколько опешил от такой прыти Фандорин. - Мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, мадемуазель, они вас не слишком разволнуют…

- Я подозреваемая, да? – еще больше оживилась Нетания. - Как интересно! Вы наверно желаете знать, где я была в момент преступления? Были ли у меня мотивы для убийства? И как я относилась к папочке, да? Ссорились ли мы с ним и всё такое?

- Как вы к нему относились, в общем, уже понятно. Я, собственно, хотел бы с-спросить…

- Ой, я тоже хочу спросить! – перебила она. - По вам видно, что вы не из Жабинки приехали. Наверно вы много где побывали, да?

- Я мало где не побывал.

- И в Америке были?

- Даже жил.

У Нетании затуманился взгляд.

- Правда? Ах, я тоже буду жить в Америке!

- Это п-превосходно, однако я желал бы выяснить…

Но она не слушала.

- А знаете почему? Потому что Америка – лучшая страна для такой, как я.

- Для такой, как вы?  - поневоле заинтересовался он.

- Женщине, тем более еврейке в России вообще делать нечего. Только замуж выходить. Но мне повезло, у меня одна нога на три вершка короче другой и я колдыбаюсь, как телега без колеса. Как говорят наши евреи, «насчет замуж я таки могу себе не беспокоиться».

Она  скорчила рожу и заковыляла по комнате, нарочно хромая сильнее обычного.

- А американцам все равно, еврей ты или нет, были бы деньги. И еще в Америке была первая женщина-капиталист, Ревекка Лукенс. Ревекка – значит, тоже еврейка. И ничего. Стальным заводом владела! Я тоже буду владеть заводами, банками и нефтяными вышками. Я стану первая богачка во всей Америке и думать забуду про этот вшивый Брест-Литовск! Так о чем вы хотели меня спросить? Про мотив? Мотив у меня есть. Без папаши, да еще если мамаша останется на бобах, всё наследство поделим пополам мы с моим братом. И в Америку я поеду с хорошим стартовым капиталом. Где я была ночью? У себя в комнате. Но никто это не подтвердит, так что подозревайте меня сколько хотите, я не боюсь!

Я смотрел на исключительно неприятную девицу и думал, что моей Мариам через два года тоже пятнадцать. Неужели она тоже станет такой заразой? Я читал в одной ученой брошюре, это называется «адолесценция», переходный возраст, когда девочка превращается в женщину. Боюсь только, что Нетания Горалик превратится не в женщину, а в настоящую ведьму. И чтобы она особенно не куражилась, я ей сказал:

- Деточка, по закону твоей долей наследства будет распоряжаться опекун: либо твоя мамочка (чтоб у меня было столько счастья, сколько в ней злобы), либо твой братец (чтоб у меня было столько болячек, сколько у него ума). А свое наследство ты получишь, только когда выйдешь  замуж, то есть никогда.

- Ха. Ха. Ха, - повернулась ко мне Нетания. - Эту чушь вам сказала мамаша? Она дура. По законам российской империи – я выясняла – в день совершеннолетия я получу свою долю сполна, выньте да положьте. Жаль только ждать еще пять с половиной лет. Ненавижу ждать!

- …Что ж, мадемуазель, благодарю, - сказал Фандорин после паузы. - Возвращайтесь к себе. Скоро мы вас снова вызовем.

Девчонка расстроилась.

- И весь допрос? Значит, вы меня в подозреваемые не принимаете? Ну и ладно. Давайте, выясняйте поскорей, кто укокошил папашу – мамочка или братец? С точки зрения наследства мне это все равно, так или иначе половина будет моя, но любопытно.

Подковыляла к покойнику, сделала над ним реверанс – низкий такой, чуть не до пола.

- Слез над вами, папенька, я лить не буду, но за хорошее наследство мерси боку.

И пошла себе.

- Ну и какое ваше психологическое суждение о мадемуазель Горалик? – спросил я.

- Исключать из числа подозреваемых маленькое чудовище ни в коем случае нельзя…Что ж, дорогой Холмс, подведем предварительные итоги?

- Начинайте вы, Ватсон, - ответил я в тон. - Посмотрим, совпадают ли наши выводы.

- Как вам будет угодно. Самый очевидный фигурант – Кальман Горалик. Смерть отца делает его владельцем фирмы. Это раз. То, что смерть насильственная, лишает вдову ее доли. Это два. Парижские планы молодого человека – планы, которые были неосуществимы при жизни отца, - могли стать еще одним, и может быть, даже главным мотивом. Это три. Переходим к Лее Горалик. Довольно п-пугающая особа. Мужа ненавидела. Это раз. Надеется, что завещание можно будет опротестовать, если виноват пасынок. Это два. И вы, конечно, обратили внимание на намек, который она сделала.

- Еще бы не обратил! На какой намек? – насторожился я.

- Про дубликат ключа, которым можно было открыть дверь в торговый зал с мужской половины. Вполне вероятно, госпожа Горалик ожидает, что мы устроим обыск. И если в комнате Кальмана найдется второй ключ, это станет г-главной уликой. На самом деле – нет, не станет, потому что мы не будем уверены, не сама ли Лея Горалик эту улику подкинула.

Он прошелся по залу.

- Третий подозреваемый – милое дитя Нетания Горалик. Подростковый нигилизм в сочетании с озлобленным сердцем и честолюбием создают весьма г-гремучую смесь... Наконец, в доме ночью находился старший приказчик Ханан Стефанович, который сейчас подслушивает за дверью.

- Ничего я не подслушиваю! – донеслось из-за двери. - Вы велели ждать снаружи – я жду. И как вы могли подумать, что я способен убить дорогого хозяина? Во-первых, никогда и ни за что в жизни. Во-вторых, какой мне прок с этого кошмара? Можно подумать, я