Макаров прервал Гурадзе:

— Скажи, как погибли мои ребята?

Череп поднялся, прошелся по подвалу, ответил:

— Они все, не попавшие под газ, приняли бой. Кстати, потери моего отряда — девять человек убитыми и шесть ранеными. И это при том, что мы имели полное преимущество. Но спецназ не поднял руки. Отстреливались до последнего патрона. Но, видит бог, я не хотел их убивать.

— Откуда подобный гуманизм у главаря шайки бандитов, пришедшей в Россию не урюк собирать, а убивать, сеять смерть?

— Дело не в гуманизме, Макаров. Дело в том, что вся твоя группа была нужна мне разоруженной, но целой и невредимой!

— Что-то я не понимаю тебя, Алхваз!

— Поймешь! Все поймешь! А сейчас поднимайся, пойдем наверх, в более удобное для серьезного разговора помещение.

Капитан посмотрел на Гурадзе:

— Уверен, что не попытаюсь бежать?

— Не уверен! Только куда тебе, Дима, бежать? К тем, кто сдал тебя? Они встретят! Пулей в лоб или трибуналом над трусом, виновным в гибели боевого подразделения.

— Ты обещал назвать мне имя предателя!

— Я это помню! И назову тех, кто подставил тебя. Я вообще многое поведаю тебе о том, о чем ты даже не догадывался, служа в отдельном полку особого назначения.

— Даже так?

— Да! Так идем?

— Прямо в трусах?

— Одежда ждет тебя в моем кабинете. До него дойдешь и в трусах.

— А где моя форма? Твои доблестные абреки сняли ее с меня, как трофей? Вместе с часами?

Гурадзе отрицательно покачал головой:

— Нет! Мои воины не мародеры. Форму снять приказал я. Вместе с часами!

— Зачем?

— Мы скоро уйдем отсюда. В Гули-Чу прибудет комиссия, разбираться, что произошло с группой спецназа под командованием Макарова. Эта комиссия обнаружит следы кровопролитного боя. Трупы убитых спецназовцев и боевиков. Будет среди них и изувеченный взрывом гранат труп доблестно сражавшегося капитана Макарова, подорвавшего себя, чтобы избежать плена. Труп будет обезображен так, что «Макарова» можно будет опознать лишь по часам да некоторым фрагментам формы. Этого для комиссии вполне достаточно. Тем более что некоторые чины очень заинтересованы, чтобы ты больше никогда не появился в полку. А лучше, чтобы вообще сдох в горах. Но об этом и многом, извини, не особо приятном для тебя — позже, после завтрака. Так идем? Или тебе еще нужно время поразмыслить в этом подвале?

Капитан поднялся:

— В трусах никуда не пойду!

Гурадзе повернулся к охраннику у двери:

— Передай наверх, чтобы спустили в подвал одежду для офицера.

— Слушаюсь!

Вскоре охранник передал в подвал джинсы, майку, носки и кроссовки. Макаров оделся.

Гурадзе приказал:

— Следуй за мной, капитан!

Группа, состоящая из главаря банды, плененного офицера и двух охранников, поднялась в дом. В комнату Гурадзе с Макаровым вошли без охраны. Там находился бывший полковник Советской армии, известный капитану по фото из досье.

Семенов поздоровался:

— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Понимаю ваше состояние, сожалею, что погибло большинство ваших подчиненных, но… война есть война!

Макаров ответил:

— Пожалел волк ягненка. И между кем война-то, господин бывший полковник Советской армии?

— Польщен, что известен вам, хотя в этом нет ничего особенного, наверняка вы знакомились с досье на руководителей отряда, против которого вас планировали применить. А между кем война? Отвечу. Между прошлым и настоящим. Между тем, кто недоволен правящей воровской верхушкой, обнищанием народа, развалом, наконец, некогда могучей державы, которой все мы гордились, о которой песни пели. И теми, кто продолжает разрушать теперь уже Россию, продавая ее с потрохами Западу. Теми, кто собственное благополучие поставил выше интересов государства. Кто поступает с Конституцией и законами как с проститутками. Делает с ними все, что захочет в свое удовольствие, вот только не платит, а берет за это деньги. Так что не надо вешать на меня ярлык предателя. Я, принимая присягу, клялся на верность Родине, Советскому правительству и советскому народу и верен этой клятве до сих пор.

Капитан произнес:

— Все это словоблудие. Устроились, где хорошо платят, и плевать вам и на Россию, и на Союз, и на присягу!

В разговор вступил Гурадзе:

— Напрасно ты так о полковнике, Макаров. Он, да будет тебе известно, получает деньги, равные денежному содержанию советского полковника в долларовом эквиваленте, и ни копеечкой больше. Из принципа. И он действительно человек идеи. Скажи, Дмитрий, среди чеченцев, вставших на сторону Дудаева, всех тех горцев, что пошли за генералом, мало было офицеров Советской армии? Заслуженных офицеров, прошедших Афганистан? Защищавших интересы единого государства наравне со всеми представителями других наций и национальностей? А в самой Российской армии разве мало офицеров, недовольных нынешней властью? Тех, кого обожравшиеся чиновники вышвыривают с семьями в буквальном смысле на улицу? Мало? Или все довольны тем, как живут? Довольны социальным неравенством, распоясавшейся бюрократией, беспределом чиновников всех, я повторяю, всех уровней? Довольны? Вот ты, только честно, доволен своей жизнью офицера? Офицера элитной Части? Лучшего и менее всех оплачиваемого спецназа в мире? Доволен? Ну, отвечай!

— Ты правильно заметил, Алхваз, я офицер! Я выполняю приказы того командования, что поставлено надо мной. И если я, другие военнослужащие, несмотря на все трудности и неустроенность в быту, не будут этого делать, то вместо нас в России будут стоять войска НАТО. Не ваши бандитские формирования, а американцы, англичане, французы, немцы. Они быстро загонят вас в стойло. Посему я и служу в армии. А то, что страна больна, — не новость. Но она выздоравливает и вновь станет мощной супердержавой.

Гурадзе отрицательно покачал головой:

— Нет, Дмитрий, без хирургического вмешательства, без смены режима страна не поправится. Раковая опухоль всемогущества новоявленных миллиардеров, орды коррумпированного чиновничества уничтожат Россию. Рано или поздно, но уничтожат. Государство, отдав власть ворам, привело в действие систему самоликвидации, вопрос в том, на сколько выставлен таймер. Эту систему надо остановить.

Макаров усмехнулся:

— И вы, значит, явились спасать Россию?

— Не надо сарказма, Макаров. Ты воспринимаешь нашу внезапно возникшую, излишне эмоциональную беседу как попытку завербовать тебя. Ты говоришь не то, что думаешь на самом деле, а то, что должен говорить настоящий офицер в твоем положении. А насчет гибели твоих солдат, то Валентин Андреевич Семенов выразил сожаление искренне. И я еще раз повторю, в наши планы не входило уничтожение группы, мы планировали ее захват с последующей передачей русскому командованию. Но ты разрушил наш план. И нам пришлось действовать по обстановке.