– Галич! Галич! – сорвалась с места навстречу великокняжеской рати жидкая лента заволочских бояр.

Краем глаза Василий Ярославович заметил, что тонкий вражеский строй является только перед ним, а на левом крыле Юрий Дмитриевич собрал чуть ли не половину рати, выставил там рядов десять, коли не более. Но сие главного московского воеводу ничуть не удивило и не встревожило. Ведь галичский князь завсегда ослаблял часть своего построения, дабы враг мог легко его прорвать и угодить в ловушку.

Вот только на этот раз…

– Москва-а!!! – До вражеского строя оставалось всего несколько шагов, и юный воевода отбросил посторонние мысли, собрался, прищурился, метя в лицо несущегося навстречу плечистого бородача в крупнопластинчатом колонтаре.

Как и рассчитывал Василий Ярославович, в последний миг враг не выдержал, испугался и вздернул щит, закрываясь, – но тем самым лишаясь обзора. Князь тут же опустил наконечник копья чуть ниже и, словно на тренировке, ровно и красиво вогнал его в самый центр деревянной капельки, разбивая чужую защиту в щепы и вгоняя рогатину галичанину точно в солнечное сплетение.

Вражеское копье тоже ударило ему в щит, впившись так глубоко, что вырвало из рук, а чужой конь ударился в грудь его туркестанца с такой силой, что князь Серпуховской качнулся вперед, теряя равновесие. И надо же так случиться, чтобы именно в этот самый миг проносящийся справа чужак вскинул свой раскрашенный под сияющее солнышко диск – и его ребром, тонкой железной окантовкой ударил воеводу в грудь…

Из глаз князя Серпуховского посыпались искры, ступни на миг потеряли стремена – и первый московский воевода кувыркнулся из седла вперед и влево, на истоптанную до влажного месива торфяную землю.

«Хоть не ранили…» – еще успел подумать Василий Ярославович, и тут же ему на спину жестко опустилась конская подкова. Возможно, даже его же собственного скакуна…

* * *

Однако потерявшие воеводу полки ни на единый миг не замедлили своего наступления. Все сотники были накануне битвы в юрте государя и знали, как надобно поступать. С великой легкостью, словно бы могучий ястреб голубиную стаю, московские витязи раскидали вражеский заслон и широкой рысью помчались вдоль берега реки вперед, стараясь держаться самой кромки льда.

В это самое время левое крыло великокняжеской армии завязло в жестокой сече, начав даже пятиться под напором превосходящих сил.

В результате между ушедшими вперед и оставшимися на месте полками образовался огромный просвет – вот в него тут же и скользнули четыре задних ряда галичского строя, устремляясь вперед вслед за бунчуком князя Дмитрия Юрьевича, среднего сына властителя Галича. Примерно треть всей армии – почти тысяча одетых в железо свежих ратных людей с длинными тяжелыми рогатинами в руках.

Первыми все поняли рынды, окружавшие государя и его малую свиту и вместе с ними следящие за ходом брани с высоты глубоких седел. Едва токмо в открывшемся просвете показались всадники под вражескими бунчуками и вымпелами, ближние телохранители без промедления схватили серого туркестанца Василия Васильевича под уздцы и потянули на Московский тракт, сразу перейдя на широкую рысь.

Прорвавшиеся галичане поймали лишь снежную пыль, кружащуюся над опустевшей стоянкой, однако не сдались и во весь опор помчались по широкой дороге вслед за беглецами.

В эти самые минуты прорвавшие строй москвичи уже заканчивали свою стремительную скачку, натягивая поводья у самого конца наволока. Там их встретило неожиданное препятствие – уходящий к реке овраг. Овражек небольшой, глубиной самое большее в рост человека и в две сажени шириной. Однако лошади с всадником – не перескочить. Спускаться – токмо ноги скакуну переломаешь. Спешиваться тоже смысла не имело – по ту сторону овражка маячили хмурые галичские обозники с оглоблями в руках. Из ямы супротив стоящего сверху врага много не навоюешь. Дадут дрыном по голове – никакой шлем не поможет.

Теперь стало ясно, отчего Юрий Дмитриевич выбрал для стоянки столь неудобное место – в лесу, между деревьев, где ни палатки не поставить, ни самим спокойно не улечься.

Место неудобное, но зато защищенное. С ходу не ворвешься.

– Влево! – сообразил кто-то из воинов. – Обойдем по тракту!

Сотни повернули, дали шпоры скакунам.

Но едва воины выехали на вытоптанную до галечной засыпки дорогу – навстречу москвичам грохнул пушечный залп, заставив всадников торопливо отпрянуть.

Оказывается, узкий проход к лагерю надежно запирали двенадцать тяжелых тюфяков, каждый из которых выстреливал по полпуда каменной картечи. И с расстояния в сотню шагов любой из таких камней мог переломать ребра, а то и руку оторвать. Двенадцать тюфяков[22] – двенадцать выстрелов, двенадцать рядов искалеченных людей, решившихся на атаку.

Московские ратники были готовы рискнуть собою ради добычи. Но только рискнуть, а никак не жертвовать жизнью без возможности уцелеть!

– Давайте по льду обойдем! – предложил боярин Свиридов.

– Слабый он уже, – отозвался крутящийся рядом князь Сакульский. – Рыхлый, весенний. Провалимся.

– Если вдоль берега, то неглубоко…

– Под осинником берег крутой, можем на омут наткнуться.

Однако бояре, не дожидаясь решения воевод, уже поскакали к реке.

Рискнуть на льду – это не под картечью стоять. Невелика опасность.

И тут вдалеке затрубили горны, играя отступление.

Воины, столпившиеся возле оврага, повернули головы, пытаясь понять, что происходит.

Бояре, рубившиеся возле московского лагеря, тоже ослабили напор. Ведь сигналы горнистов были одинаковы для всех – хоть ты галичанин, хоть рязанец, хоть москвич. Поди разбери, кому именно приказывают отходить?

– Все, хватит крови! – громко прозвучал над полками мужской голос. – Оглянитесь, битва закончена! Великий князь Василий бежал! Опустите сабли, бояре, вам больше не за кого отдавать свои животы! С вами говорю я, князь Юрий Дмитриевич, сын князя Дмитрия Донского, наследник престола московского по закону и завещанию! Мой юный племянник не справился с ношей, назначенной для умудренного мужа, и потому я забираю сей груз обратно на свои плечи! Опустите мечи, бояре! Вы следовали присяге, и я не держу на вас зла. Вы честно и храбро сражались за своего князя. Но битва окончена! Отныне я ваш Великий князь, а все вы – мои витязи! С настоящего часа все вы братья, а не враги!

К застрявшим возле оврага полкам помчался Олай Басманов, но его речь оказалась куда лаконичнее:

– Василий Васильевич сбежал, бояре! – объявил он. – Сражение окончено! Великий князь Юрий Дмитриевич не держит на вас зла за исполнение присяги. Те, кто исполнил в походах службу государю, могут возвращаться к своим семьям. Остальным надлежит примкнуть к нашей дружине и следовать на Москву.