Вода окружала лагерь с трех сторон — должно быть, так им казалось безопаснее, хотя на деле мелководье не слишком серьезная преграда для любого из местных жителей; со стороны суши его прикрывала дубовая роща, утонувшая в густой листве, и холм, на котором, должно быть, расположились невидимые часовые.

Я обернулась к Улиссу:

— Ты не передумал?

Он коротко сказал:

— Нет.

— Может, подождать до следующей ночи? За это время можно будет выследить, где они держат пленных, да и где их посты — тоже.

— Нет, — торопливо ответил он, — нет… нам нельзя медлить… завтра может быть уже поздно, да и…

— Что с ней может случиться, кроме того, что уже случилось? Если она не будет слишком уж несговорчива, то останется жива и здорова — во всяком случае, до завтра.

Кочевые бабы ревнивы как кошки — если какой-нибудь из них покажется, что кто-то из их мужчин чересчур уж положил глаз на Диану, они вполне могут расцарапать ей лицо, или вырвать клок волос; но от этого, опять же не умирают…

Он сказал:

— Ты не понимаешь.

Прозвучало это скорее печально, чем снисходительно, но я все равно обиделась.

— Куда уж мне. Ладно. Пошли, что ли?

Улисс порылся в сумке и протянул мне какую-то тряпочку, сложенную в несколько раз.

— Погоди. Возьми вот это.

— Что это?

— Фильтр. Приложишь ко рту и будешь через него дышать — я попробую успокоить их снотворным газом. Жаль, баллончик маленький. Будь это внутри помещения…

— Проще было бы перерезать им глотки, — заметила я.

Два раза я своими глазами видела действие вот этих штук, но все равно им не доверяю.

Он сказал:

— Опять ты за свое. Почему бы не попробовать хоть раз обойтись без убийства?

— Зачем?

— А зачем вообще лезть на холм? Мы могли бы подойти по воде.

Я вздохнула.

— Улисс, мы не смогли бы подойти по воде. Нас тут же учуют собаки.

— Да, — сказал он, — да, пожалуй…

…Скорее всего они поставили часовых на холм, потому что опасались нападения со стороны степи других крупных отрядов — теперь и сами они со всем награбленным добром представляли желанную добычу.

Подул слабый ветер, небо заволокло тучами и стало совсем темно; нам же легче — мы растворились в ночи, тогда как огни в лагере, казалось, светили еще ярче. Земля в роще сплошь была покрыта прошлогодней опавшей листвой, но наши осторожные шаги терялись в шорохе, который поднимал снующий меж листьев ветер.

По мере продвижения к верхушке холма, роща редела; теперь мы крались почти ползком. Из низины доносились громкие голоса и смех, но здесь было тихо — часовые знали свое дело; сколько я ни прислушивалась, я не уловила ни переговоров, ни движений. Потом заметила смутное светящееся пятно — фонарь, накрытый сплетенным из лозы колпачком. Размытая тень, которая качнулась рядом с ним была единственным признаком того, что на верхушке холма кто-то был.

Я приподняла голову, вглядываясь во тьму. Ветер дул от нас в их сторону. Паршиво.

И тут же Улисс шепотом сказал:

— Хорошо, что ветер дует в том направлении. Газ подействует быстрее.

Мы все еще находились довольно далеко от вершины, когда они услышали нас — или учуяли. Раздался негромкий гортанный оклик, и неясная тень метнулась в сторону. Фонарь они так и не открыли.

Побоялись, что превратятся в легко доступные мишени? Или что свет сослужит им дурную службу, высветив лишь крохотный участок холма и превратив остальное в непроницаемое черное покрывало?

Пока они не убедятся в том, какая именно опасность им угрожает, они не станут сигналить — в конце концов на склоне холма вполне могли быть норы каких-то крупных животных; кто-нибудь — волк или лиса возвращались с ночной добычей…

Улисс сказал мне, по-прежнему шепотом:

— Надень маску.

И, в свою очередь, прижав ко рту кусок полотна, откупорил сосуд с газом и, привстав, бросил его на вершину. Я увидела, как он кувыркается в воздухе, испуская струю зеленоватого дыма. Улисс упал обратно на землю — рядом с ним дрожала оперенная стрела.

— Ну и реакция у них! — изумленно проговорил он.

Дышать сквозь защитную маску было неудобно — она была пропитана какой-то дрянью с резким острым запахом. Я на миг задержала дыханье и спросила:

— Долго еще?

Улисс смотрел на светящийся круг на запястье — этой штукой Звездные определяют время, наконец сказал:

— Порядок. Пошли.

И мы полезли наверх, на всякий случай пригнувшись. Но больше выстрелов не последовало.

Вершина холма была плоской — ветер загладил ее во время долгих зимних бурь; на ней и расположились часовые.

…Полагаю, они все-таки успели бы подать сигнал, если бы не промедлили несколько лишних мгновений, пытаясь понять, что же это такое вертится, разбрызгивая вокруг себя клубы дыма.

Когда и мы поднялись на вершину холма, они уже не шевелились — я насчитала троих; Улисс потянулся, было, к фонарю, чтобы снять колпак и рассмотреть их получше, но я вовремя ударила его по руке — это надо же, настолько ничего не соображать!

Да, тут их было всего трое, но на склоне холма, обращенном к лагерю, наверняка тоже кто-то находился — его-то дым мог и не задеть.

Он выскочил из тьмы бесшумно, как у них водится — Предмет как раз прекратил крутиться и дым сначала опустился на землю, а потом и осел серым налетом; кочевой был живехонек, да еще и вооружен коротким луком.

Выстрелить он не успел — я бросилась на него сзади, и начала душить, вскочив на спину; он оторвал руку от оружия, пытаясь сбросить меня; стрела, которую он, было, уже наложил на тетиву, упала на землю. Улисс какое-то время оторопело смотрел на нас, пока я не завизжала:

— Режь его!

Кочевой, не будь дурак, завел руки за спину и попытался, в свою очередь, свернуть мне шею — это ему почти удалось, потому что в глазах у меня совсем потемнело, хоть и смотреть тут было особенно не на что. Сейчас он меня прибьет, подумала я — и все только потому, что Улисс, по его дурацким законам чести, должно быть, не может драться с врагом, у которого заняты руки.

Впрочем, особенно думать было некогда — кочевой, наконец-то оторвал меня и отшвырнул в сторону, да так, что я покатилась вниз по склону и мне потребовалось еще какое-то время, чтобы удержаться и вскарабкаться обратно на вершину холма. Когда я, наконец, поднялась, они уже, сцепившись, катались по земле — все это происходило в полной тишине.

Насчет Улисса я особенно не волновалась — кочевой был увертлив, как хорек, но Улисс, похоже, отлично знал, куда надо бить, чтобы наверняка. Я отползла в сторону, стараясь не попадаться им на пути, и занялась остальными. Они по-прежнему лежали, не шевелясь; даже когда я начала их обыскивать, никто из них не попытался мне помешать. У всех было оружие — все те же короткие луки и стрелы, а у одного еще и хороший нож в добротных кожаных ножнах, пристегнутых к поясу. Я отстегнула ножны, потом подвесила их себе на пояс, вынула нож и потрогала кончиком пальца острие лезвия — и правда, хороший нож…