Все, чего я хочу, – это Оуэн.

Между мной и Челси все быстро выходит из-под контроля. Я же специально предложил побыть снаружи, опасаясь, что мне снесет голову и я захочу увидеть Челси обнаженной. Ощущение, что все у нас будет отлично, возникло сразу, как только наши губы соприкоснулись. Но я и подумать не мог, что она окажется такой отзывчивой, нетерпеливой и приятной у меня в руках. Я держу небольшую дистанцию между нами, пальцами сдавливая мягкую кожу чуть выше бедер.

Я облизываю, покусываю, пробую ее на вкус. Член чертовски тверд и упирается в ширинку. Все так просто: лишь бы снять с нее одежду, коснуться всех чувствительных мест, показать, где я хочу, чтобы она прикоснулась ко мне, а затем сделать ее своей прямо здесь, на заднем сиденье машины.

Легко. В теории.

Но я этого не сделаю. Не хочу торопиться. Она совершенно неопытна – это было понятно по первому неуверенному поцелую. Она сильно нервничала, впрочем, как всегда, когда находится рядом со мной. Я не должен торопиться, ради нее. Именно эта мысль должна помочь мне сохранить над собой контроль и не совратить ее еще до конца ночи.

Разорвав поцелуй, я откидываю голову на спинку сиденья и смотрю на нее. Она такая красивая: губы опухли от поцелуев, волнистые волосы соблазнительно растрепались вокруг лица от моих прикосновений, грудь учащенно поднимается и опускается, и можно запросто скользнуть под широкий свитер и прикоснуться к ней. Обхватить. Сжать соски, сделав их твердыми, прежде чем взять один в рот…

Шумно втягиваю в себя воздух и напрочь выкидываю эти мысли из головы.

Чрезмерно яркое воображение, безусловно, тут ничуть не помогает.

– Оуэн. – Я слышу в ее голосе надежду и нетерпение; мне известно, чего она хочет, потому что я тоже этого хочу. – Что ты делаешь?

Но я не собираюсь давать ей желаемое. Не сегодня.

– Нужно отвезти тебя домой. – Я глажу ее волосы, снова и снова пропуская сквозь пальцы длинные темные пряди. Она медленно закрывает глаза, пухлые губы раскрываются, неровное дыхание вырывается из горла, и этот звук мгновенно заставляет мое тело напрячься.

– А что если я не хочу домой?! – спрашивает она.

– Нам пора. – Разочарование написано на ее лице, поэтому я решаю быть честным с ней. – Я не собираюсь просто переспать с тобой на заднем сиденье машины, Челс. Ты заслуживаешь большего. – В свой первый раз, хочу сказать я, но не решаюсь.

А если я ошибаюсь, думая, что она девственница? Хотя вряд ли.

Она ведет себя как девушка, у которой нет ни малейшего опыта, и в кои-то веки я этому рад. То, что Челси могла быть с другим парнем, вызывает во мне дикую, неконтролируемую ярость. Мне просто невыносима эта мысль.

Ну и с каких это пор я такой собственник?

Как первобытный человек, готов бить себя в грудь, объявляя всему миру, что Челси – моя и не может принадлежать никому другому.

Никогда не чувствовал ничего подобного к другой девушке.

Ее взгляд смягчается, она наклоняется и целует меня. Потом еще и еще, словно не хочет отрываться от меня. Я тоже этого не хочу.

– Хорошо. – Ее голос полон грусти, словно она потерпела поражение, и мне это не нравится.

– Эй. – Я придерживаю ее за подбородок.

Дыхание щекочет губы, пахнет свежестью мятной жвачки, которую мы прихватили, уходя из ресторана. На мгновение я закрываю глаза, мне нужно собрать всю свою волю в кулак, чтобы подавить соблазн поиметь ее прямо здесь и сейчас, на заднем сиденье. За этим бы дело не стало.

Открываю глаза и вижу, как она, облизывая губы, рассматривает меня. Ее взгляд полон надежды и смятения чувств. Она такая красивая.

Как же она мне нравится! Очень. Как удержать ее? Захочет ли она остаться со мной, если все снова покатится к чертям? У меня почти нет времени на себя, не говоря уже о ком-то другом.

– Скоро я буду очень занят, – говорю я, поглаживая пальцем ее подбородок. – Как только вернусь в команду, мой график превратится в ад, а с учетом работы и занятий – так вообще в чистый ужас.

С выражением грусти на лице она мягко вздыхает.

– Я понимаю. У тебя не будет времени видеться со мной.

– Я вовсе не это имел в виду. – Я целую ее мягкие розовые и невероятно вкусные губы; не могу больше противиться соблазну. – Просто прошу тебя быть терпеливой, – шепчу я, как только заканчиваю поцелуй. – Да ты и сама очень занята.

– Да. – Она кивает, нахмурив брови. – Так и есть.

– Много работаешь, учишься. – Я улыбаюсь, пытаясь смягчить настороженность, появляющуюся в ее взгляде. – Я пытаюсь сказать, что снова хочу встретиться с тобой, но выходит как-то криво, да?

Она тихо смеется и кивает.

– Насчет среды все в силе? – Я спрашиваю про следующее занятие.

– Конечно.

– А потом ты работаешь?

– Угу, моя обычная смена с восьми до двух ночи. – Она ерзает на моих коленях.

Это простое движение только усиливает мое и без того сильное возбуждение, хочу плотнее прижать ее к себе, чтобы почувствовала, что она делает со мной.

Но если я сделаю это, то опять начну целовать ее, проникну руками под ее свитер и начну гладить ее тело, она расстегнет мою рубашку, и мы уже не сможем остановиться.

– Тебе надо бросить работу. Время твоей смены – полный отстой. – Я веду рукой, которая по-прежнему лежит у нее на талии, чуть выше, касаясь ребер. Сегодня мне потребуется все мое самообладание, потому как обычно я расстегиваю лифчик за одну секунду.

– Не могу. Мне нужны деньги.

– Почему? – А мне нужна информация. Хочу знать, почему она так много работает, хотя иной раз ведет себя как надменная дочка богатых родителей. Она на мели? Папа и мама перестали давать ей деньги за какой-то ужасный проступок? Даже представить себе такое не могу. Звучит как сценарий для второсортного фильма.

Она чертовски умна и не совершила бы такой глупости.

– Просто… у меня есть только мама, и одной работы мне мало, чтобы позволить себе тут жить, – признается она, отведя взгляд. – Да, я получаю стипендию, но аренда жилья и коммунальные услуги весьма дорогие.

Наконец-то она рассказывает что-то личное о себе.

Мне очень приятно ее доверие. Чувствую себя так, словно она рассказала историю всей своей жизни.

– Что случилось с отцом?

– Не хочу говорить о нем, – бормочет она, все так же не поднимая глаз.

Что ж, очень жаль, я бы хотел знать, но нельзя давить на нее. Сам-то я рассердился, когда она спросила о моем отце, поэтому я должен уважать ее желание. Очевидно, она не хочет говорить о своем.

Но это только подогревает мое любопытство.