Алло. Скоро ты будешь? – Мельница беспокоился.

- Где-то через час приеду.

С кухонного стола сотовый телефон перекочевал вслед за Мельницей в душ. Поступление информации не должно прерываться. Жизнь в ладони. Мозг не переносит покоя, ощущение спокойствия становится все недостижимее и ценится все выше и выше. Под струями воды звонок не побеспокоил бледнолицего наркомана, томительное ожидание возрастало.

- Алло. Скоро ты будешь?

- Где-то через 25 минут приеду.

Сегодняшний вечер был выставлен в зависимость от действий сотрудника пивной компании Черепахи, наконец-то вернувшегося с работы и вошедшего в стены квартиры, которую Мельница снимал вместе с двумя молодыми девицами.

- Чего только у него нет, - Черепаха застегнул ворот свитера, скрыв нетипичный для него галстук и рубашечку, - я мог взять все.

На кухонном столе появилось два бумажных свертка. Мельница принялся изучать белый порошок в одном из них. Черепаха сразу зацепил щепотку травы из другого и умело забивал ее в папиросу:

- Ты мне штуку за это дашь. У меня госэкзамены скоро, деньги нужны.

Неожиданно зазвучавшая полифоническая мелодия сделала перерыв в их беседе. Через трубку Черепаха отложил встречу с кем-то на двадцать минут.

- И че за паника на счет фена? Мельница, а? Ты мне с утра уже начал писать, мол, все отдам за фен. Все не надо. Штука.

- Фен голимый у тебя, - порошок уже был разбавлен в ложке с водой, Мельница ковырялся в нем иголкой шприца, - фен – он как вода бесцветный становится. Растворяется. А здесь хуйня мутная какая-то.

- Ну, ты же прекрасно знаешь всю эту кухню. Я привез то, что дали. Значит, бодяжный.

- Пойду-ка я свою мышцу разработаю, - Мельница набрал в шприц через вату содержимое ложки, и через три минуты вернулся из комнаты в общество Черепахи.

- Ну, что, проверил мышцу?

- Да.

- Как?

- Пока – никак. Сейчас, время пройдет, посмотрим.

Финансовый вопрос требовал возобновления. Мельница сбегал в тайничок.

- Слушай, Черепаха, может доп возьмешь вместо денег. Я думал тебе им отдать, - паренек продемонстрировал два полных шприца, - у меня его дохуя. Здесь двадцать лошадиных доз. Я тебе на штуку накапаю.

- Нет. Доп мне не надо. Продай его на вечеринах.

- А че, не понравилось?

- Понравилось, но больше не буду. Отпускает тяжело. Хочешь, бумагой отдай.

- Бумаги сейчас нет, - Мельница положил шприцы на кухонный стол и выудил из кармана денежные купюры, - на, здесь восемь сотен, две отдам завтра или после завтра.

- А за траву? Я за нее четыре сотни еще выложил.

- За траву?… Может, за траву допом возьмешь?

- Давай его лучше продадим сразу. Все тысяч за семь. С учетом того, что они могут его спокойно за десять продать, или даже за двенадцать.

- Было бы очень неплохо. У меня просто сейчас вообще денег нет. Весь в долгах. 300 бачей отдал за военник, чтобы там какие-то две печати поставили. Их поставили, но вроде не те. За хату надо платить. Просто пиздец. На работе вычли за спиженные колонки. А еще кушать надо.

У Мельницы возник самый подходящий момент для того, чтобы купить на последние деньги наркотик и сбежать из одного беспокойства в другое, а потом вернуться обратно. На душе стало тяжело. Наркомания – это крайняя степень отчаяния. Осознавать то, что мои друзья не видят ничего более приемлемого в этой жизни, кроме порошка, оказалось ощутимо больно. Мне захотелось раскрыть их глаза, но любые нравоучения в этой среде натыкаются на усмешки, поэтому я молчу. До поры до времени, ибо вопросы должны встать перед каждым.

- Допа сейчас очень много. Мне об этом, конечно, не говорят, но, видимо, у него себестоимость низкая. Мальвина его не жалеет.

Через пол часа Мельница уже бодро сбегал по лестнице с девятого этажа, а через час в полиграфической конторе он протягивал дискету с файлом служащему:

- У вас же есть цветной принтер? Распечатайте, пожалуйста, мне этот рисунок на картоне. Для обложки надо.

Вряд ли работник фирмы представляет себе, что два листа бумаги с узором из множества слов «reset», за которые было отдано 60 рублей, будут в ближайшее время пропитаны кислотой, нарезаны на мелкие кусочки и пущены в продажу любителям психоделических опытов, но деятельность наркомафии нередко выглядит именно так. После работы в душном офисе молодой человек возвращается домой, выкуривает косяк, садится за кухонный стол, рядом его подружки готовят вкусный суп, а он принимается выдавливать из шприца на малюсенькие фрагменты бумаги небольшие капли. Кропотливая работа его нервирует. В голову лезут мысли о недовольных постоянными тусовками соседях, которые уже несколько раз обещали вызвать милицию.

- Не пересоли.

- Готовлю сегодня я. Сама разберусь. Не перекапай. А то кто-нибудь свихнется.

- Надо одну экспериментальную сделать.

- Не повезет счастливчику.

- Закройте окно, - Мельница не утруждал себя лишней одеждой и расхаживал по квартире в семейных трусах и майке, - дует что-то. Кумар уже выветрился. Или халат принесите. Тем, для кого это предназначается, уже давно не повезло.

- А школьников приучать к наркоте ты разве не собираешься? Цыганский барон. Наймем барыг-агитаторов из шпаны.

- Да. Точно. Школьникам я же не собираюсь все это впаривать, - Мельницу мучили внутренние терзания, он цеплялся за все, чем можно было скрасить нелицеприятный поступок торговли наркотиками, - Это будет предложено людям, давно знакомым с темой, которые знают на что идут.

Неожиданно зазвучавшая полифоническая мелодия сделала перерыв в их беседе. Из трубки в ухо Мельнице раздался чей-то нетерпеливый голос:

- Алло. Скоро ты будешь?

- Где-то через 25 минут приеду.

От Нахима в последние несколько лет веяло откровенным криминалом, пересекались мы не часто, еще реже говорили о наболевшем, но в этот мартовский, холодный вечер он пошел дальше обыденных ничего незначащих фраз:

- Вот, братуха, мусора немного поднасели. Напряги.

- Че такое?

- Не поверишь. Из-за шлюхи. Групповуху шьют.

- Проститутка?

- Нет. На плешке пиво пили ночью, баба подруливает, с нами бухает, соглашается двинуть на хату, обговариваем с ней нюансы, дает согласие на все, на хате шпилим ее, а она заяву в районную прокуратуру кидает.

Доверие темных сторон своей жизни несет в себе нечто проникновенное. Делясь с человеком своей проблемой, ты даешь ему шанс сопереживать, позволяешь выйти за рамки своего узкого мирка и впитать жизнь другого, несешь ощущение небольшого счастья, ибо доверие боли означает уважение. На уровни высоких чувств от его откровенности я почувствовал свою значимость.