– И вообще дело не во внешности, – продолжал дядя. – Наверное, он тебе не говорил, что прыгает людям на живот.

– Говорил.

– Вот видишь! Разве можно выходить за психопата? Не дам ни пенса.

– А я расскажу кухарке, что ты куришь.

Полковник ахнул и выронил сигару, потом поднял, почистил и сунул в рот.

– Это шантаж! – проговорил он хриплым, дрожащим голосом.

– Да, – согласилась Гледис. – Лучший друг девицы, кроме, может быть, бриллиантов.

Воцарилось молчание. Полковник хмурил лоб, виски его подрагивали, он напряженно думал. Поединок закончился так, как и можно было ожидать.

– Хорошо, – сказал несчастный. – Деньги я дам, с превеликим отвращением. Это надо же, выйти за такого… эхм… да. Что ж, делать нечего. Без ее обедов мне крышка.

– Они остаются при тебе.

– Мало того, – сказал Ланселот, вылезая из укрытия, что обратило дядю в дрожащее желе. – Курите, сколько хотите. У меня в коробке пятьдесят, то есть сорок девять сигар. После завтрака я покажу вам хорошее местечко за кустами.

Глаза у дяди засветились странным светом, подбородки задрожали от счастья. Он произнес что-то на диалекте буров и услужливо перевел:

– Дорогая моя, я не мыслю для тебя лучшего мужа. Да, он – ягненок, и, на мой взгляд, из самых лучших. Ты будешь с ним очень счастлива.