– Зная решительно все?

– И многое другое сверх этого! Быть может, ваше величество желаете взглянуть на послание, которое он мне оставил?

И де Сент-Эньян вытащил из кармана уже известную нам записку Рауля.

– Когда ваше величество прочтете эту записку, я буду иметь честь сообщить, каким образом я ее получил.

Король, явно волнуясь, прочел записку и сразу спросил:

– Ну?

– Ваше величество знаете некий замок чеканной работы, замыкающий некую дверь черного дерева, которая отделяет некую комнату от некоего бело-голубого святилища?

– Разумеется, от будуара Луизы?

– Да, ваше величество. Так вот, в замочной скважине этой двери я и нашел записку. Кто всунул ее туда? Виконт де Бражелон или дьявол? Но так как записка пахнет амброю, а не серой, я решил, что это сделано, очевидно, не дьяволом, а господином де Бражелоном.

Людовик склонил голову и грустно задумался. Быть может, в этот момент в его сердце шевельнулось что-то вроде раскаяния.

– Ах, – вздохнул он, – значит, тайна раскрыта!

– Ваше величество, я сделаю все от меня зависящее, чтобы она умерла в груди, которая ее заключает, – сказал де Сент-Эньян с чисто испанской отвагой. Он шагнул к двери, но король жестом остановил его.

– Куда вы идете? – поинтересовался он.

– Туда, где меня ждут, ваше величество.

– Для чего?

– Надо полагать, чтобы драться.

– Драться! – вскричал король. – Погодите минуту, граф.

Де Сент-Эньян покачал головой, как ребенок, недовольный, когда ему мешают упасть в колодец или играть с острым ножом.

– Но, ваше величество…

– Прежде всего, – сказал король, – я еще должным образом не осведомлен.

– О, пусть ваше величество спрашивает, и я разъясню все, что знаю.

– Кто вам сообщил, что господин де Бражелон проник в эту комнату?

– Записка, которую я нашел в замке, о чем я уже имел честь докладывать вам, государь.

– Что тебя убеждает, что это он всунул ее туда?

– Кто другой решился бы выполнить подобное поручение?

– Ты прав. Как же он мог проникнуть к тебе?

– Вот это чрезвычайно существенно, так как все двери были заперты на замок и ключи находились в кармане у Баска, моего лакея.

– Значит, твоего лакея подкупили.

– Невероятно, ваше величество!

– Что же здесь невероятного?

– Потому что, если б его подкупили, он мог бы понадобиться еще не раз в будущем, и бедного малого не стали бы губить, так явно показывая, что воспользовались именно им.

– Правильно. Значит, остается единственное предположение.

– Посмотрим, ваше величество, то ли это предположение, которое возникло и у меня.

– Он проник к тебе, пройдя лестницу.

– Увы, ваше величество, мне кажется это более чем вероятным.

– Значит, все-таки кто-то продал тайну нашего люка?

– Продал или, может быть, подарил.

– Почему такое различие?

– Потому что иные лица стоят так высоко, что не могут продать; они могут лишь подарить.

– Что ты хочешь сказать?

– О, ваше величество обладаете достаточно тонким умом, чтобы самостоятельно догадаться и избавить меня, таким образом, от затруднения назвать…

– Ты прав. Принцесса!

– Ах! – вздохнул Сент-Эньян.

– Принцесса, которая обеспокоена твоим переездом.

– Принцесса, которая располагает ключами от комнат всех своих фрейлин и которая достаточно могущественна, чтобы открыть то, чего, кроме вашего величества и ее высочества, никто не мог бы открыть.

– И ты думаешь, что моя сестра заключила союз с Бра-желоном?

– Да, ваше величество, да…

– И даже сообщила ему все эти тонкости?

– Быть может, она сделала даже больше.

– Больше… Договаривай.

– Быть может, она сама проводила его.

– Куда? Вниз? К тебе?

– Вы думаете, что это невозможно, ваше величество?

– О!

– Слушайте, ваше величество. Вы знаете, что принцесса любит духи?

– Да, эту привычку она переняла у моей матери.

– И в особенности вербену?

– Да, это ее излюбленный запах.

– Так вот, моя квартира благоухает вербеной.

Король задумался, потом, помолчав немного, сказал:

– Почему бы принцессе Генриетте становиться на сторону Бражелона и проявлять враждебность ко мне?

Произнося эти слова, на которые де Сент-Эньян легко мог бы ответить: «женская ревность», король испытывал своего друга, стараясь проникнуть в глубину его души, чтобы узнать, не постиг ли он тайны его отношений с невесткой. Но де Сент-Эньян был незаурядным придворным и не решался по этой причине входить в семейные тайны.

К тому же он был достаточно близким приятелем муз, чтобы не задумываться – и притом весьма часто – над печальной судьбою Овидия, глаза которого пролили столько слез во искупление вины, состоявшей в том, что им довелось увидеть во дворце Августа неведомо что. И так как он обнаружил свою проницательность, доказав, что вместе с Бражелоном в его комнате побывала также принцесса, ему предстояло теперь расплатиться с лихвой за собственное тщеславие и ответить на поставленный прямо и определенно вопрос: «Почему принцесса стала на сторону Бражелона и проявляет враждебность ко мне?»

– Почему? Но ваше величество забываете, что граф де Гиш – лучший друг виконта де Бражелона.

– Я не вижу тут связи.

– Ах, простите, ваше величество! Но я думал, что господин де Гиш также большой друг принцессы.

– Верно! Все ясно. Удар нанесен оттуда.

– А чтобы его отразить, не думает ли король, что следует нанести встречный удар?

– Да, но не такой, какие наносятся в Венсенском лесу, – ответил король.

– Ваше величество забываете, что я дворянин и что меня вызвали на дуэль.

– Это тебя не касается.

– Меня ждут близ Меньших Братьев, ваше величество, и ждут больше часа; и так как в этом виноват я и никто другой, то я навлеку на себя бесчестье, если не отправлюсь туда, где меня ожидают.

– Честь дворянина прежде всего состоит в повиновении королю.

– Ваше величество!..

– Приказываю тебе остаться.

– Ваше величество…

– Повинуйся!