Она позвонила ему на мобильный телефон.

– Я не приеду, – глухо сказал Гоша.

– Как это? – не поняла Вероника.

– Мама пропала.

– Что значит пропала?

– Потерялась. Ушла и не вернулась.

– И что теперь, нам сидеть без картошки?

Гоша нажал на красную кнопку. Не стал разговаривать. О чем говорить с человеком, который не в состоянии думать ни о ком, кроме себя?

Гоша стал ездить по близлежащим улицам. Двигался медленно, пристально глядя на прохожих. Он слышал, что потерявшие память превращаются в бомжей и живут в подвалах, на чердаках и на свалках.

Он решил обследовать подвалы и чердаки. Но это потом. Для начала отправился на городскую свалку, которая находилась неподалеку. Это был сказочно огромный холм. Над ним реяли чайки.

Гоша поразился. Он думал, что чайки кружат только над морем. В его представлении чайки – элегантные морские птицы, парящие на фоне голубого неба. Белое и голубое. Часть праздника: море, яхты, солнечные блики на воде.

А оказывается, чайки – просто падальщики, как вороны. Они ищут еду, и им все равно где охотиться – над морем или над свалкой. Главное – нажраться.

Одна из птиц спикировала резко вниз, выхватила из свалки что-то съедобное и взлетела обратно.

«Как Вероника», – равнодушно подумал Гоша. И тут же зазвонил мобильный телефон. Гоша посмотрел: это была Вероника. Она не любила менять свои планы. В плане была поездка на базар, и Гоша должен был отправиться на базар независимо от обстоятельств. Даже если бы объявили атомную войну, Гоша обязан был поехать за картошкой.

Телефон звонил, звонил не переставая. Вероника учитывала, что Гоша плохо слышит и хотела прорваться через его глухоту, но ничего не получалось.

Вероника решила сделать паузу. Она сидела и размышляла: что значит потерялась? Если через какое-то время Майка не найдется, она будет официально признана умершей, и Гоша сможет вступить в наследство.

Однокомнатная квартира Майки. Ее можно сдавать и оплачивать мастерскую. А можно просто переоборудовать, перетащить туда все картины, подрамники, краски, и у Вероники будет собственная бесплатная мастерская. Тридцать тысяч рублей остается в бюджете. Уже легче.

Городок был маленький, провинциальный, весь в садах.

Посреди города протекала речка – неширокая, но чистая и, главное, своя. Городская. Все лето в ней купались мальчишки и даже взрослые. Переплывали от одного берега до другого.

На берегу стоял зоопарк – небольшой и непредставительный. Слона в нем не было, и тигра тоже не было. А крокодил был. Его звали Алик, производное от слова «аллигатор».

Многие считали, что крокодил ненастоящий, чучело. Потому что он не двигался, все время находился в одной позе и смотрел перед собой безо всякого выражения. Глаза его были тусклые от пыли. Некоторые видели, как работница зоопарка тетя Клава протирала его глаза мокрой тряпкой. А разве возможно у живого крокодила протирать глаза? У него пасть от уха до уха и зубы, как ножи-заточки. Вся морда состоит из пасти. Он лязгнет зубами пару раз, и нет тети Клавы. Так что – конечно, чучело, муляж.

Пробовали на всякий случай кидать крокодилу лакомства. Он не реагировал. Это еще раз подтверждало: в вольере чучело, и его живот набит соломой или старыми газетами, а может, опилками.

Но однажды произошло стихийное бедствие. Где-то прорвало плотину, и город залило водой. Река вышла из берегов. Вода поднялась и подмыла зоопарк. Разрушила железную решетку вольера и вымыла Алика со своего места. Вынесла в речку.

И тогда все увидели невероятное. Алик заработал лапами, проплыл в одну сторону реки, потом в другую, потом стал кувыркаться через голову, и его хвост шумно стучал о воду. Мелькали попеременно: морда и хвост.

Далее Алик взмыл над водой по пояс, и все увидели его счастливое лицо, иначе не скажешь. Он улыбался. Зубы его были молодые и белые. А глаза горели, как два изумруда. Это был не плотоядный блеск хищника. Нет. Это было сияние счастья.

Алик развел передние лапы в разные стороны и плавно задвигался, как в ансамбле «Березка». Потом он расположил обе лапы в одну сторону на манер лезгинки и стал нарезать круги по воде.

Алик радовался, ликовал. Снова кувыркался и снова вздымал себя над водой.

Светило солнце, шел веселый грибной дождь. Весь город забыл про неудобство наводнения и высыпал на берег. Стояли по грудь в воде. Многие приплыли на лодках.

Счастье крокодила передалось людям. Счастье так же заразно, как и несчастье. Люди радовались, глядя на свободного Алика. Хоть он и аллигатор, но ведь тоже живая душа. К тому же он ничего плохого городу не сделал. Просто лежал себе и лежал, показывал свою спину из крокодиловой кожи. А сейчас у него праздник. И люди тоже радовались, хоть и вода. А вода – что? Она же не вечно будет стоять так высоко. Осядет. И уйдет.

Так и было. Плотину починили в аварийном темпе. Вода ушла.

Пожарные накинули на Алика сетку и выволокли его из реки. Вернули в вольер.

Пришли сварщики, починили решетку. И все как было: вольер, в нем крокодил Алик.

На другой день его глаза стали тусклыми, хвост неподвижно замер, на морде – никакого выражения.

И снова многие засомневались: а может, это чучело? И было невозможно себе представить, что тот крокодил, в реке, и этот, в вольере, – один и тот же экземпляр.

Эту историю рассказала мне моя бабушка, когда я была маленькая. А теперь я сама бабушка. И у меня есть внучка Даша.

Я надела на Дашу новое пальто: синее, с двумя рядами золотых пуговиц. И мы с ней отправились в зоопарк.

Первым делом мне захотелось посмотреть на крокодила. Он находился в стеклянном боксе для своей собственной безопасности, поскольку некоторые подвыпившие посетители кидали в крокодила пустые бутылки.

На боксе висела табличка с информацией: миссисипский аллигатор, подарен Советскому Союзу правительством Великобритании в 1946 году. До войны он обитал в берлинском зоопарке, а также успел побыть питомцем личного зверинца фюрера. Его имя было Сатурн, а за глаза Гитлер и Адольф, сокращенно Адик. Сейчас Адику восемьдесят пять лет.

Я смотрю на него и вижу: старик. Казалось бы, на аллигаторах возраст незаметен. Еще как заметен. Пузо висит. Подбородок висит, как будто он положил в рот кирпич.

Я вглядываюсь в его глаза под тяжелыми веками и подозреваю, что у Адика депрессия. Его ничего не радует и не интересует.

Он не обращает внимания на посетителей, лежит и грустит и, возможно, вспоминает.

Говорят, что именно Адик стал прототипом Крокодила Гены. Это маловероятно. Гена – добродушный, положительный. Добродушных крокодилов в природе не бывает, иначе зачем природа снабдила их такими зубами?