Революционные события во Франции вызвали подъем патриотических настроений в Польше, и 3 мая 1791 г. после долгих заседаний сейма была принята конституция. Эта конституция не была революционной. Она, наоборот, упрочила власть короля, установила наследственную монархию, создала унитарное государство и покончила со шляхетской вольницей. В частности, было отменено печально знаменитое «liberum veto». Мещане были уравнены в правах со шляхтой, а крестьяне брались под защиту государства.

Екатерина II была в бешенстве и в ответ на польскую конституцию инициировала собрание нескольких продажных магнатов в городке Тарговица под Уманью, где они объявили конфедерацию с целью восстановить «польские свободы» и отменить конституцию 3 мая. Екатерина тотчас же поддержала «повстанцев», борющихся за «свободу» (слово «демократия» в подобных случаях тогда ещё не употребляли). Русские полки были переброшены с турецкой границы и двинулись на Варшаву. Польский король Станислав Понятовский не оказал сопротивления и, более того, в страхе перед расправой присоединился к конфедерации. В июне 1793 г. в Гродно был собран новый сейм. Его заседания происходили в гродненском замке, наполненном и окружённом русскими солдатами. Для большей убедительности на замок навели стволы пушек. Сейм в гробовом молчании признал отмену конституции и новый раздел Речи Посполитой. Ставшую ненужной конфедерацию «борцов за свободу» разогнали.

Согласно второму разделу 1793 г., Россия получила Правобережную Украину, а Пруссия — Данциг, Торн и Великую Польшу с Познанью. После второго раздела страна потеряла около 308 тыс. км² с населением около 2 миллионов человек. Этот очередной раздел страны вызвал национально-освободительное восстание под руководством Тадеуша Костюшко. Восстание было подавлено. 5 ноября 1794 г. войска Суворова взяли штурмом предместье Варшавы — Прагу.

Об этом штурме необходимо сказать отдельно. Большинство русских историков предпочитают не говорить о нём вообще или, в крайнем случае, упоминать вскользь. Однако произошедшее в предместье Варшавы, лежащем на восточном берегу Вислы, заслуживает внимания. В польскую историографию оно вошло под названием «резня в Праге». Действительно, штурм, который предпринял Суворов, закончился трагическим результатом. Русские солдаты, овладев укреплённым предместьем, устроили ужасающую бойню не только оборонявшим укрепления солдатам и ополченцам, но и мирному населению.

Удивительно, что даже сейчас есть историки, которые не хотят признавать это событие или «минимизируют» его значение, говоря о том, что в Праге было убито не 20 тыс. жителей, как утверждают польские исследователи, а «всего лишь» 10 тыс., что казаки не насаживали младенцев на пики, что всё это — россказни злопыхателей, что вообще погром, грабёж и насилие сопровождали в ту эпоху любой штурм и т. д. и т. п.

Действительно, неписаные законы войны того времени предполагали, что взятый штурмом город отдавался на разграбление войскам. Однако всё же существует разница между грабежом и насилием, с одной стороны, и резнёй тысяч мирных жителей — с другой. Кроме того, в Центральной Европе, начиная, скажем, со второй четверти XVIII века, подобных событий в крупном масштабе не происходило. Одно дело — войны с турками, здесь враг не церемонился с европейскими городами, и, соответственно, европейцы не церемонились с ним. Другое дело — войны между регулярными армиями Европы. В большинстве случаев в XVIII веке крепости брали не штурмом, а осадой. Когда брешь в крепостном обводе была пробита, гарнизону предлагалось капитулировать на почётных условиях, что обычно и происходило, так как в большинстве случаев у осаждающих было больше сил и средств, а обороняться имело смысл, пока крепость не была сильно повреждена. Муниципалитеты городов, естественно, боявшиеся последствий штурма, обычно уговаривали коменданта сдаться, пока не поздно.

В XVIII веке в Западной и Центральной Европе нельзя припомнить ни одного штурма большого города с грабежом и насилиями. Последний раз взятие городов с последующими бесчинствами происходили в ходе Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.). Самым ярким примером является знаменитый разгром Магдебурга имперской армией Тилли в 1631 г.

Напротив, ни в ходе войны за австрийское наследство (1740–1748 гг.), ни в ходе Семилетней войны (1756–1763 гг.), ни тем более в ходе полукомичной австро-прусской «картофельной» войны (1778 г.) ничего подобного не происходило. Так что европейцы совершенно отвыкли от такой войны. И не так уж важно, погибло в Праге 10 тысяч или 20 тысяч человек, важно то, что этот штурм стал для поляков поистине моральным шоком. После него Варшава капитулировала, и сопротивление прекратилось.

Значит ли это, что Суворов, действуя жестоко, сэкономил жизни других людей? Возможно, в тот момент да. Однако в историческом плане пражский погром был, без сомнения, ошибкой. Если бы Суворов, вступив в город, просто казнил отдельных руководителей восстания, вероятно, это было бы забыто через несколько лет, но дикие сцены пражской резни остались в памяти людей на долгие годы и уж тем более никак не были забыты в наполеоновскую эпоху. Напомним, что между штурмом Праги и вступлением Наполеона в Польшу прошло менее 12 лет. В памяти всех взрослых поляков были живы события в Праге. Воспоминания о них создали атмосферу негативного отношения к русским властям и войскам, на фоне которого будет развиваться польское национально-освободительное движение.

После штурма Праги и разгрома восстания Речь Посполитая перестала существовать. В 1795 г. по третьему разделу Россия получила Литву, оставшуюся часть Белоруссии и Западную Украину (территория 20 тыс. км² с населением 1,2 млн человек). Варшава и значительная часть старых польских земель отошли к Пруссии. Австрия на этот раз не осталась в стороне и получила так называемую Малую Польшу с городом Люблином.

На территории Польши были расквартированы оккупационные войска, бесчинства которых не знали предела. Вот что написал свидетель этих событий, уже известный нам офицер русской армии Ланжерон: «Состояние каждой деревни Польши с 1791 года по 1796 год, когда я пишу эти строки… походит на город, только что взятый штурмом… Солдат забирает всё у крестьянина, а если тот жалуется, то он его бьёт, не оставляя ему (крестьянину) ни хлеба, ни мяса, ни яиц, и требует, чтоб его кормили так, чтоб он мог приглашать своих товарищей и кутить с ними как помещик… Русский солдат стал бичом крестьянина, у которого он квартирует. Солдат совращает жену крестьянина, бесчестит его дочь, прогоняет крестьянина из его постели и часто из его дома. Он съедает всех его куриц, весь его скот, забирает его деньги и регулярно избивает…»

Что же касается знати, автор записок отмечает: «Те, кто были верны своему отечеству, были выброшены, презираемы, ссылаемы, заключены в тюрьмы. Повсюду конфискация имущества показала, что никакая собственность не будет больше уважаться, и жадность придворных Екатерины поглотила самые лучшие поместья крупных собственников Литвы, Волыни и Подолья…»

Помимо грабежа завоеванной территории, Третий раздел означал настоящую трагедию полного исчезновения целого государства с глубочайшими историческими корнями, государства, которое внесло многое в жизнь и культуру Европы. Разумеется, для многих поляков, литовцев и других жителей многонациональной Речи Посполитой её исчезновение стало катастрофой. Тем более что конституция 3 мая 1791 г. была очень популярна, и реформы, проведённые тогда в стране, остались в памяти людей как, без сомнения, положительные изменения, которые выводили, наконец, Речь Посполитую из политического хаоса и анархии, царивших в стране в XVIII веке.