Через три года Блохина выдвигают на должность комиссара особых поручений Спецотделения при Коллегии ОГПУ. Фактически с 22 августа 1924 года в его обязанности входит в том числе приведение расстрельных приговоров в исполнение.

В марте 1926 года Блохина назначают временно исполняющим должность коменданта ОГПУ, а 1 июня этого же года утверждают в этой должности.

Как пишет Н. Петров, «в 1937–1938 годах Блохин участвовал в самых громких расстрелах. Он командовал расстрелом маршала Тухачевского и высокопоставленных военных, приговоренных вместе с ним. При расстреле присутствовали прокурор СССР Вышинский, председатель Военной коллегии Верховного суда Ульрих. Иногда баловал своим присутствием и сам «железный нарком» Ежов. При нем расстрельное действо обретало черты художественной постановки. Осенью 1937-го: «Перед расстрелом своего приятеля в прошлом Яковлева Ежов поставил его рядом с собой — наблюдать за приведением приговора в исполнение». Яковлев, встав рядом с Ежовым, обратился к нему со следующими словами: «Николай Иванович! Вижу по твоим глазам, что меня жалеешь». Ежов ничего не ответил, но заметно смутился и тотчас велел расстрелять Яковлева».

Карьера Блохина оказалась стремительной из-за особой востребованности таких профессионалов, как он.

Если в 1935 году ему присвоили звание «капитан ГБ», то уже в 1944-м он становится комиссаром ГБ, а в 1945-м — генерал-майором. На груди этого палача-генерала сверкали: орден Ленина, три ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны первой степени, орден Трудового Красного Знамени, орден Красной Звезды, орден «Знак Почета», два знака «Почетного чекиста» и т. д.

Сегодня трудно себе даже представить генерала, расстреливающего людей из немецкого вальтера. Говорят, за все годы службы он лично расстрелял на Лубянке не менее 10–15 тысяч человек. Именно за эти заслуги его награждали и премировали. Например, награждали его и почетным оружием — маузером, и золотыми часами, и даже легковым автомобилем «М-20» («Победа»).

В 1953 году Блохин был уволен на пенсию приказом МВД СССР № 107 от 2 апреля 1953 г., с объявлением благодарности за 34-летнюю «безупречную службу» в органах. За 36 лет выслуги ему была назначена пенсия в размере 3150 рублей. Огромные по тем временам деньги! Но, после лишения генеральского звания в ноябре 1954 года, выплата пенсии от КГБ была прекращена. Он умер 3 февраля 1955 года от инфаркта миокарда. Оказывается, палач давно страдал гипертонической болезнью 3-й степени. Кто знает, может быть, она и была профессиональной?

Были у Блохина и коллеги, и подчиненные. Например, в 1922–1929 годах акты о расстрелах подписывали Г. Хрусталев, Г. В. Голов, П. И. Магго, А. К. Чернов, А. П. Рогов, Ф. И. Сотников, В. И. Шигалев, П. П. Пакалн, P.M. Габалин, И. Ф. Юсис.

При этом большинство из них были сотрудниками специального отделения при Коллегии ОГПУ, которое занималось охраной советских вождей. Значились они «комиссарами для особых поручений» (А. П. Рогов, И. Ф. Юсис, Ф. И. Сотников, P.M. Габалин, А. К. Чернов, П. П. Пакалн, Я. Ф. Родованский. Другие проходили свою тяжелую службу в комендатуре ОГПУ у Блохина: П. И. Магго и В. И. Шигалев. Позднее к ним присоединятся И. И. Шигалев, П. Я. Яковлев, И. И. Антонов, А. Д. Дмитриев, А. М. Емельянов, Э. А. Мач, И. И. Фельдман, Д. Э. Семенихин.

После расстрелов, как и после любой тяжелой работы, эти мужики устраивали пьянку. Один из них припомнит: «Водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите, а работа была не из легких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека».

Б. Сопельняк в своей книге «Палачи сталинской эпохи» рассказывает: «Природа брала свое и наказывала палачей по-своему: в отставку они уходили глубокими инвалидами. Тот же Магго окончательно спился, приобрел целый букет самых разнообразных заболеваний и незадолго до войны умер. Петр Яковлев заработал и кардиосклероз, и эмфизему легких, и варикозное расширение вен, и глухоту на правое ухо — верный признак, что стрелял с правой руки.

Его коллега Иван Фельдман уволился инвалидом группы с таким количеством заболеваний, что не прожил и года. А у подполковника Емельянова вообще, как теперь говорят, поехала крыша. В приказе о его увольнении так и говорится: «Тов. Емельянов переводится на пенсию по случаю болезни (шизофрения), связанной исключительно с долголетней оперативной работой в органах».

В таком же положении оказался и бывший латышский пастух, затем тюремный надзиратель и, наконец, образцовый сотрудник для особых поручений Эрнест Мач. Двадцать шесть лет отдал любимому делу Мач, дослужился до майора, был назначен воспитателем «молодняка» — так называли молодых чекистов, получил несколько орденов и стал психом.

Во всяком случае, его непосредственный начальник в рапорте руководству просит уволить Мача из органов как человека, «страдающего нервно-психической болезнью».

Инвалидом первой группы уходит на пенсию подполковник Дмитриев…

А вот два бравых полковника Антонов и Семенихин в отставку ушли не по болезни, а по возрасту. Судя по их послужным спискам, они вовремя поняли, к чему приводит ежедневная стрельба по живым мишеням, и пробились в руководители групп — иначе говоря, сами они в последние годы не расстреливали, а лишь наблюдали, как это делают подчиненные».

К слову, в 1937 году сами оказались жертвами и были расстреляны Г. В. Голов, П. П. Пакалн, Ф. И. Сотников. Своей смертью умерли Юсис (1931), Магго (1941), В. Шигалев (1942), И. Шигалев (1944).

Действительно, палачом было быть не просто!

Возвращаясь к палачу Борису Родосу, которого Н. С. Хрущев назвал никчемным человеком, с куриным кругозором, в моральном отношении буквально выродком, хотелось бы остановиться на некоторых размышлениях его сына.

В частности, Валерий Родос вспоминает: «Потом в Москве я не видел его неделями: я просыпался — его нет, на работе, ложился спать — он все еще на работе. Приходил ночью, уходил ночью — такая бандитская работа».

Сын не видел своего отца, а отец не находил времени поговорить со своим сыном. Ему было некогда. В 1938–1941 годах Родос вел самые громкие дела, допрашивая видных руководителей страны, деятелей науки и искусства. Это члены Политбюро ЦК ВКП(б) С. Косиор и В. Чубарь; кандидаты в члены Политбюро П. Постышев и Р. Эйхе; генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ А. Косарев; члены ЦК ВКП(б) А. Стецкий и Н. Антипов; ряд секретарей обкомов: Кабардино-Балкарского — Б. Калмыков, Омского — Д. Булатов, Ивановского — И. Носов; видные военачальники Мерецков, Штерн, Локтионов, Смушкевич, Рычагов и другие военные, и руководители оборонной промышленности, арестованные в 1941 году; писатель И. Бабель, режиссер В. Мейерхольд.

Это он, Родос, их истязал и заставлял под пытками давать ложные показания против себя.

И вот его сын размышляет: «Десятки раз я сам безжалостно приговаривал своего отца к расстрелу, сам вел его на расстрел, мысленно взводил и нажимал курок, и пуля раскаяния пробивала мою собственную голову…