А стал им — лить когда рассеялся обман.

Тщеславный Купидон! Ты мною, как другими,

Не будешь помыкать, — напрасные мечты!

Ты был вооружен надеждами моими,

Ее отчаяньем обезоружен ты.

Надеждам положив конец, начну отныне

Жить жизнью истинной — заботясь о себе;

Равно держась вдали восторгов и уныний,

Сам буду господин я собственной судьбе.

Красавицы! Навек к вам сердце охладело,

И взоры жаркие его не разожгут;

И то вам будет честь, коль, занятый всецело

Другими думами, спрошу, как вас зовут.

Случится, притворюсь влюбленным — из расчета,

Могу и повздыхать — так, для отвода глаз;

Но буду начеку, не попадусь в тенета

И выйду из игры, когда наступит час.

Взгляд Анжелики — в нем опасная отрада,

На грани гибели я чудом уцелел;

Но монастырская спасет меня ограда,

Как стены крепости, от града этих стрел.

Когда б я отдавал ее в другие руки,

Когда б увидел я ее чужой женой,

Испытывал бы я, быть может, злые муки,

А так — у ревности нет власти надо мной.

Хотел избегнуть пут, не пожалев об этом, —

Сбылось! Любимая покинет бренный свет.

С Клеандром думал я связать ее обетом,

Но лучше, если даст всевышнему обет.

РАЗБОР «КОРОЛЕВСКОЙ ПЛОЩАДИ»

Я не могу утверждать, что эта пьеса не уступает предшествующей. Стих тут звучнее, однако имеет место некая двойственность в развитии сюжета, Алидор, мучимый сумасбродным опасением, что любовь может чересчур его связать, затеял устроить так, чтобы любимая им Анжелика досталась его другу Клеандру; с этою целью он сочиняет фальшивое письмо, свидетельствующее о его якобы неверности, в которое он сверх того включает некоторые колкости, дабы Анжелика с досады приняла ухаживания Клеандра. Замысел не удается: вопреки ожиданиям, Анжелика достается Дорасту; тогда Алидор придумывает новый план — похищение Анжелики. Эти две интриги, осуществляемые последовательно, являют собой два сюжета, раздваивающие стержень пьесы, которая и кончается к тому же не лучшим образом: брачным союзом двух эпизодических персонажей, бывших ранее на втором плане. Судьбы же главных героев завершаются странно, и в этом смысле пятое действие, где они появляются, в сущности, как лица второстепенные, страдает вялостью. Заключительный монолог Алидора уступает в изяществе таковому же «Компаньонки». Компаньонка, принимая деятельнейшее участие в основной интриге пьесы и потеряв в конце концов возлюбленного, не смеет выразить свои чувства в присутствии госпожи и ее отца, получивших причитавшееся им, и ждет их ухода, чтобы отвести душу в проклятиях им и своему злосчастию, причем, жалуясь самой себе, она дает понять зрителю о своем умонастроении после постигшего ее крушения надежд.

Нет сомнений: не будь Алидор верным другом, он не оказался бы дурным возлюбленным. Раз уж ему так докучает его чувство, что он решил оскорбить возлюбленную, дабы от нее избавиться, то он должен был бы удовлетвориться первым усилием, следствием коего было то, что Анжелика досталась Дорасту, и не впутываться в новую историю ради своего друга, рискуя притом душевным покоем, который ему дороже всего. Эта жажда покоя не мешает, впрочем, Алидору в пятом действии выказать себя все еще влюбленным, вопреки принятому решению отделаться от возлюбленной и вопреки совершенным предательствам; похоже, что истинная любовь возникает в нем лишь после того, как он заслужил ненависть. Это создает некую нравственную неопределенность — в ущерб пьесе.

Характер Анжелики выходит за рамки благопристойности в том смысле, что она влюблена безрассудно и слишком легко соглашается бежать с человеком, который должен бы внушать ей подозрения. Бегство не удается, и неуспех ей поделом, хотя в пьесе не было необходимости прибегать к таким карам, как в трагедии, где наказуются преступления, зрелище коих вызывает ужас и преисполняет негодованием публику. Здесь прегрешения совсем другого рода, и они могли бы послужить дурным примером существу юному и влюбленному, но лишь в том случае, если бы показано было, что совершивший проступки добился этим предосудительным способом желаемого.

Хотя условность, заставляющая наших влюбленных произносить на улице то, что натуральнее было бы говорить в комнате, необходима и узаконена обычаем, я не решился ее придерживаться и в тот момент, когда Анжелика предается скорбным раздумьям о поспешности и непостижимости данного ею согласия выйти замуж за нелюбимого: я предпочел нарушить связь между сценами и единство места, соблюдаемое в пьесе повсюду, кроме указанной сцены, и заставил Анжелику вздыхать в своей комнате, что более ей подобает и предоставляет ей возможность для разговора с глазу на глаз с Алидором. Филида, замечающая, как он выходит от Анжелики, видела бы слишком много, если бы наблюдала их на открытой сцене; тут вместо подозрения о их сговоре, которое побуждает ее следить за ними на балу, у нее была бы полная в нем уверенность, а тогда она приняла бы меры, разрушающие новый план Алидора, а значит, и дальнейший ход пьесы.

ИЛЛЮЗИЯ

КОМЕДИЯ

{18}

Перевод М. Кудинова

К МАДЕМУАЗЕЛЬ М. Ф. Д. Р.{19}

Мадемуазель!

Перед Вами уродливое создание, которое я осмеливаюсь Вам посвятить.

Действие первое — только пролог, три последующих — несовершенная комедия, последнее — трагедия; и все это, вместе взятое, составляет комедию. Пусть сколько угодно называют подобное изобретение причудливым и необычным, — оно, во всяком случае, ново, а прелесть новизны для нас, французов, обладает отнюдь не малой степенью достоинства. Успех комедии не заставил меня краснеть за театр, и смею сказать, что постановка этой прихотливой пьесы Вас нисколько не разочаровала, коль скоро Вы повелели мне обратиться к Вам с посвящением, когда пьеса будет напечатана. Я в отчаянье оттого, что преподношу ее Вам в таком ужасном виде: она стала почти неузнаваемой; количество ошибок, которые типограф прибавил к моим собственным, преобразило пьесу или, лучше сказать, совершенно ее изменило. И все это из-за того, что я не был в Париже,{20} когда печаталась пьеса: дела заставили меня уехать и отдать корректуру на милость типографа. Умоляю Вас не читать пьесу до тех пор, пока Вы не возьмете на себя труд исправить то, что найдете отмеченным