Вот вопросы, заданные Сократовой:

Впечатляет размер кармана. Интересно и то, что карман маскировали под заплату. Но прежде всего заслуживает внимания вопрос – зачем на одежде пришит карман? В нормальной жизни никому и в голову не придет спросить такое. В 1930‐е годы карман был не просто деталью одежды, а изобретением в борьбе за выживание. Наличие кармана, как показывает дело Сократовой, могло стать и преступлением.

Приговор суда был мягким и не без курьезности. Сократова получила строгий выговор и была переведена из продовольственного в другой отдел, подальше от головокружительно пахнущих деликатесов. Суд учел ее хорошую работу и тяжелое семейное положение.

Сократову поймали, а сколько человек успели съесть украденную колбасу или другие продукты, вместо того чтобы оставлять их в шкафу «на потом»? В продовольственном отделе этого магазина на момент суда растрата составляла 200 золотых рублей, а кража Сократовой – лишь 10 копеек. Мягкое наказание Сократовой являлось исключением. Согласно актам «легкой кавалерии», в большинстве подобных случаев людей увольняли с работы и отдавали под суд. По уголовным делам о хищении выносили и показательные расстрельные приговоры. Статья «Преступники наказаны, а попустители?», опубликованная в августе 1933 года в первом номере ведомственного журнала «Торгсиновец», сообщала: «Лишь на этих днях на Сев. Кавказе состоялся показательный суд над шайкой преступников, расхищавших государственное достояние в Торгсине, и к некоторым из них пришлось применить высшую меру социальной защиты». Статья заканчивалась призывом «Побольше бдительности!». О расстреле «расхитителей социалистической собственности в Торгсине» сообщалось и в циркулярном письме правления, разосланном во все его региональные конторы в марте 1933 года.

Фрагментарность данных не позволяет оценить общий размер потерь по причине воровства в Торгсине. Можно сделать лишь предположения. Отчетный баланс Наркомата торговли за 1933 год свидетельствует, что потери от хищений, недостач и списания пришедших в негодность товаров по всей системе наркомата составили 3,6 млн рублей. Сколько из этого приходилось на долю хищений в Торгсине? Докладная записка о результатах проверки работы Торгсина дает некоторое представление об этом. Согласно ей, «по неполным данным в 1932 году недостачи превысили 800 тыс. руб.». Исходя из этого можно предположить, что в результате крупных хищений и несунства Торгсин терял не менее миллиона золотых рублей в год.

Проституция была еще одним способом получить товары Торгсина, не сдавая ценностей. Она особенно процветала в портовых торгсинах, где было много иностранных моряков.

Архивные документы свидетельствуют о существовании иерархии проституток, среди которых были и официантки на «чистой» работе в торгсиновском баре, и уличные девки, приходившие в порт в надежде поймать клиента, который пригласит провести вечер. Для одних проституция стала профессией, основным источником дохода, другие занимались ею по совместительству. «Пролетарские проститутки» днем работали на заводе, вечером шли к портовому бару, чтобы заработать несколько копеек золотом. Отличались и политическими склонностями: одни проститутки поставляли информацию ГПУ, другие избивали активистов портовых интерклубов, занимавшихся коммунистическим просвещением иностранных моряков. Кто-то жил безбедно, для других же проституция стала средством выживания, как и тесно связанная с ней спекуляция. Все проститутки перепродавали валюту и дефицитные товары.

Разгневанные письма моряков – социалистов и коммунистов – шли в Коминтерн и Совбюро Интернационала моряков и портовых рабочих. Совсем не то ожидали увидеть иностранцы на родине победившего пролетариата.

Некто товарищ Коли, коммунист, руководивший работой с итальянскими моряками в интерклубах Туапсе, Новороссийска, Поти и Батума, в январе 1933 года писал:

В портовом торгсине: проститутки и иностранные моряки

Товарищ Коли был не одинок в своих жалобах. По словам и других работников портовых интерклубов, «пропаганда по соцстроительству натыкалась на вопрос моряков, почему допускается гной проституции». В декабре 1932 года товарищ Россетти, работник интерклуба моряков в Одессе, сообщал: