В общем, ничего нового я вам не сказал — об этом и так все догадываются, лишь не могут представить себе размаха и не знают конкретных имен: ну как тут разберешь, относится ли вот этот парень с такими честными глазами и проникновенной речью к коррумпированным элементам или нет?

— Ну, назовите все же фамилии, — снова перебила я.

Тупольский назвал. Действительно, они не показались мне чужими. Такие знакомые и близкие имена. Сколько там у меня еще осталось пленки на первой стороне кассеты?

— Татьяна, но вы меня все время перебиваете.

— Вячеслав Петрович, это как будто я беру у вас интервью. Давайте дальше, — призналась я. Всегда надо говорить правду.

— Ну хорошо. Вернемся к нашему частному случаю…

— Ой, извините еще раз, Вячеслав Петрович, а кто же вы в этой системе?

— Ну, я фигура достаточно скромная. Если бы во главе этой организации стоял один человек, то мое место было бы где-то у трона со стороны правого уха. Я, так сказать, специалист-консультант по отдельным вопросам. Даю советы. Ну, поехали дальше.

Функция Дроздовцева вам, надеюсь, стала понятна. Но Олег, человек предприимчивый и азартный, не удовольствовался ролью скромного поставщика женского тела. Он крупно развернулся, вышел на заграницу — это все вы знаете без меня. Такая бурная деятельность в наши планы не входила. В случае провала — а Дроздовцев стал все больше и больше зарываться вскрылась бы причастность к его бизнесу и всех тех лиц, о которых я вам рассказал. Я направился к нему с инспекцией. И решил, что Дроздовцева пора убирать, но перед этим раскидать его валютный заработок по некоторым иностранным счетам. У нас все компьютеризировано, и я на один день дал Олегу закодированную дискету со списком счетов и указанием, куда какие суммы перегнать.

— Постойте! — не удержалась я. — Но если вы являетесь хранителем такой информации — значит, ваша роль не настолько скромна?

Тупольский улыбнулся:

— Ну, не преувеличивайте. Хотя… Так, ну на чем я остановился? Да, на следующее утро я обнаружил Дроздовцева бледным и растерянным. Мне он сказал, что у него пропали какие-то фотографии. Да, кстати, держите.

Тупольский подошел к столу и достал из ящика уже изрядно потрепанный конверт с фотографиями Эванжелины.

— А после смерти Дроздовцева, когда я чистил его компьютер, я обнаружил, что с этой дискеты снята копия. Поверьте, меня это просто взбесило. Дроздовцев пренебрегал элементарной безопасностью, возомнил себя всесильным, в общем, зарвался.

Снять с дискеты копию не мог человек, посторонний в «Интеркоме». И только вы, кроме нас с Дроздовцевым, прочитали «Итальянское лето», где находился шифр к дискете. Хотя я-то думал, что раскодировать ее будет невозможно. Браво! Я всегда ценил ваши способности.

Теперь передо мной встала задача отобрать у вас дискету. Но проблема заключалась в том, что вы успели мне понравиться за короткий период нашего знакомства. И мне страшно не хотелось расправляться с такой интересной девушкой. Поэтому я поручил Марине Дроздовцевой следить за вами.

Я потеряла дар речи: нет, это просто невозможно. Он меня обманывает.

— А ведь я вас предупреждал, что Марина — вам не компания, усмехнулся в бороду Тупольский. — С той самой минуты, как вы познакомились с ней на корте гостиницы, помните наш уик-энд, она информировала меня о каждом вашем шаге.

Я изумилась:

— Но не может она быть до такой степени лживой. Ведь…

Я вспомнила, как Марина плакала, узнав о пропаже Кати, как горячо она убеждала нас уехать в Америку. Нет, я ему не верю.

— Но она, возможно, и вправду хорошо к вам относится. Просто у меня был особый рычаг, с помощью которого я воздействовал на нее. У Марины есть ребенок, а большинство женщин ради своего ребенка готовы на все. Я ей просто сказал, что теперь жизнь ее пацана зависит от судьбы этой дискеты. Поэтому если вам показалось, что она переживает ваши несчастья искренне, то, может быть, вы и не ошиблись. У нее просто не было выхода.

— Но тогда эти кошмарные двое суток, когда вы похитили Катю… Марина все знала? Но почему же она сразу не посоветовала мне взять дискету и идти к вам? Я ничего не понимаю…

— Просто я не давал ей такого указания. Но ведь в конце концов вы все же пришли ко мне?

Манипулятор. Ему, значит, нравится управлять людьми, как пешками, и так, чтобы они и не догадывались об этом. А тогда, в гостинице, когда Олег вылил ему в лицо шампанское, Тупольский, наверное, вообще получил от этого действия удовольствие — зная, что через день Олега должны убить, выполняя его, Тупольского, распоряжение.

— А кота мне тоже Марина покалечила? — внезапно вспомнила я про гранату, заброшенную в кухонное окно.

— Не понял?

— Зачем закинули гранату в мою квартиру?

— А, вы про это… Марина мне говорила. Но, знаете, это уже чья-то самодеятельность. Я к этому никакого отношения не имею. Могу, конечно, разобраться, если вы хотите. Вот насчет ограбления — то могу сказать, что дверь вам выломала Марина. Я приказал ей поискать дискету в вашей квартире. Незаметно. А она не стала церемониться — подковырнула чем-то защелку. Женщины не перестают меня удивлять: вы убегаете через окно — это и мужчина-то не каждый сможет, Марина взламывает квартиру. Она вам, случайно, убирать потом не помогала?

Я кивнула.

— Вот-вот. Женщины страшно непоследовательны. Дискету Марина не нашла, зато обнаружила фотографии вашей подруги. Я, грешным делом, решил, а не имею ли дело с бисексуальными особами — зачем хранить в тайнике фотографии голой подруги?

Я смутилась. Да, это было глупо и неразумно.

— Кстати, а почему вы пытались доказать мне, что это Эванжелина убила Олега? — спросила я, мучаясь сомнением: действительно ли знает Тупольский про Эванжелину или, когда меня шантажировали фотками, это был блеф?

— Ну, если это сделала и не она, то при желании на нее это дело вполне можно было бы повесить. Или на любого другого близкого вам человека — надо было же как-то вас прижать, упрямую. Свидетельские показания — такой же товар, как и все остальное. Они легко покупаются и продаются.

— Но зачем же вам понадобилась еще и Катя?

— Марина сообщила, что вы с Сергеем решили отправить Эванжелину с ребенком обратно в Америку. То есть я терял удобный повод вас шантажировать. А мучить или убивать вас мне, извините, очень не хотелось.

Поразительное человеколюбие. Но кажется, сорок пять минут давно уже истекли. Пора перевернуть кассету.

— Пардон, — сказала я великому гуманисту, — можно ли полюбоваться интерьером вашего туалета?

— Пожалуйста, — кивнул Тупольский, — думаю, через вентиляционное отверстие или по канализационной трубе вы не убежите.

В туалете я достала диктофон и перевернула кассету. Натягивая джинсы, поправляя диктофон в кармане рубашки (а может, в лифчик засунуть?), я ощущала себя суперженщиной. Посмотрите, посмотрите на нее — она действует изощренно, как Штирлиц на переговорах с Борманом. Н. е могу избавиться от привычки тихо восторгаться собой. Вот только неизвестно, смогу ли я отсюда с этой кассетой выбраться?