А горевать все равно не надо. Взяли-то за разводку на пятьсот баксов. Если бы полиция знала зачем он вообще посетил «Belle France», его сейчас держали бы не здесь. И говорили бы с ним не мелкие чины, а серьезные комиссары в штатском, вроде тех, которых любят играть Жан Поль Бельмондо и Ален Делон. От нечего делать Курлыков зажмурил глаза, стараясь представить какой-нибудь французский фильм, но тотчас открыл их. Дверь скрипнула. На пороге стоял человек в сером костюме, как раз инспектор из кинобоевика. Рядом находился высоченный полицейский в форме. Оба вошли в камеру. Человек в штатском сел на табурет, как раз напротив Курлыкова, который, как и полагается кроткому арестанту, напряженно примостился на самом краешке дивана, держась практически на одном копчике. Полицейский остался стоять за спиной начальника. Глядя на его постную физиономию и толстые лапы, Курлыков понял: это силовое сопровождение.

— Же ве овуар ле консул Рюс, — неуверенно пробормотал Курлыков. Его неуверенность объяснялась тем, что по-французски он говорил очень плохо и всегда боялся людей в штатском.

— Ты хочешь иметь русского консула? Ты хочешь сожительствовать с русским консулом прямо в нашей полиции? — Насмешливо поинтересовался офицер в штатском.

Курлыков опешил. Он ожидал всего, но не такого. Между тем, собеседник придвинул к нему табуретку и сказал.

— Чем ты занимаешься во Франции?

«Твою мать, за шпиона приняли! — Изумился Курлыков. Он не знал, радоваться или печалиться такому неожиданному ходу дела. — Может, захотят вербануть, башлей отстегнут. А вдруг лет на двадцать упекут? Ладно, буду пока отвечать как есть».

— Я работал в кафе у соотечественника. Курлыков ожидал, что его попросят назвать фамилию и адрес, но собеседник вместо этого показал ему фотографию.

— Смотри внимательно. На кого ты работал, когда делали этот снимок?

Внимательно смотреть было не надо. Курлыков и так знал неказистый домик у моря, а также трех ребят возле него. Правильнее сказать, узнал он двоих, ибо третьим был сам. На душе стало муторно. Как тогда он подзалетел, позарившись на большие бабки, которые должен был получить, если операция кончилась бы удачно! Впрочем, пенять нечего, кое-кто в тот день подзалетел больше, чем он. А у него, Курлыкова, башка осталась на плечах. И то хорошо.

— Не знаю. Я тогда просто отдыхал в тех краях.

Инспектор не удивился и не рассердился. Казалось, он ждал такого ответа и молча протянул Курлыкову какую-то бумажку.

— Это протокол. Подпиши и допрос окончен.

«Когда же они его заполнили? — Подумал Курлыков. Но у него была старая привычка: когда подвернулось хорошее предложение, брать, а не думать. В России, конечно, кидают частенько. В том числе и менты. Но тут же Европа. И он поставил короткую корявую подпись.

— Ты прочел? — Нахмурился инспектор.

Куролыков помотал головой. С тем же успехом ему могли дать прочесть древнеегипетский папирус.

— Согласно дополнению номер 28 к уставу нашей полиции, мы имеем право делать физическое действие, если человек сам подтвердил свое согласие.

— Это как? — Курлыков старался убедить себя, что не понимает, но в животе стало пусто, а в голове — зашумело.

— Ты поставил подпись. Мы имеем право делать пытки, — спокойно ответил инспектор, как работодатель, объясняющий новому сотруднику его обязанности, а также претензии, которые может иметь к нему администрация.

В голове зашумело еще больше. Вспомнился какой-то далекий фильм про инквизицию, виденный в детстве. Сложенная вчетверо бумажка торчала из кармана пиджака собеседника, и Курлыков с ревом кинулся на инспектора, надеясь ее выхватить, но тут же рухнул на диван, ибо француз, предвидя такой вариант, выставил правую ногу, угодившую арестанту в живот. Полицейский тотчас подскочил к Курлыкову, завел руки за спину и затянул наручники, так что хрустнули косточки. Инспектор же снова уселся, помахивая злосчастной бумажкой.

— Ты думаешь, мы будем пачкать руки сами? Нет. В соседней камере сидят трое алжирцев, которых должны завтра выслать домой за участие в подпольной организации. Они ненавидят всех белых. Им будет приятно тебя бить. Очень много бить. И еще. Один из них, как вы говорите по-русски, забыл, да вспомнил, петук. Он захочет делать с тобой то, что ты любишь делать с девочками. Он будет делать так до утра. А когда тебя отдадут русским, мы найдем как сообщить в вашу тюрьма, что теперь ты сам — петук.

«С…и! И у них есть своя пресс-хата. Опустят и пошлют домой. Европа, твою мать. Свобода. Но я же не знал, что у них можно подписать какую-то хрень и с тобой можно делать что захотят. Нет, к алжирцам никак нельзя «!

— Товарищ инспектор, — Заорал ничего не соображавший Курлыков, — я хочу говорить!

— Тебе товарищ — волк из тамбовской группировки, — рассмеялся француз.

«Все знает, сволочь. В Питере что ли стажировался? Нет, колоться придется на полную катушку. Но как мог, я, кретин, такое подписать»?!

— Господин инспектор. Я приехал во Францию, чтобы помочь похитить одну девушку…

Мсье в штатском включил диктофон. После этого Курлыков почти полчаса рассказывал и о том, как прибыл на Лазурный берег, и как их шеф Борис долго составлял план нападения на Нину. Разумеется, о своей роли арестант старался говорить поменьше. Можно было подумать, что его включили в состав группы как мальчика на побегушках: то принеси, туда слетай. Нападали и стреляли все остальные, а он же только и делал, что просил их отказаться от нарушения закона и вернуться в Россию.

Француз потребовал рассказать и о том, как охотились на Нину Климову в России. Ничего не оставалось, как вспомнить и случай на Мойке, и попытку взять девушку на ферме. Дойдя до случая с Катей, Курлыков постарался избежать некоторых подробностей: вдруг француза это возмутит, и тот все-таки организует «знакомство» с алжирцами?

— Это действительно все, — арестант уже весь взмок, — больше — не знаю. Инспектор кивнул полицейскому, тот снял наручники с Курлыкова.

— Ты оказал мне услугу. И я хочу дать тебе советы. Во-первых, если ты еще раз попадешься в нашу полицию — требуй сперва не консула, а переводчика. Тогда у тебя не будет неприятностей. Не торопись подписывать бумажки. Неужели вы русские так и не научились, что нельзя подписывать все? Сегодня же тебе не должно быть страшно. Пытки во Франции отменены давно. Ты знаешь, что я написал в этом листочке? Я написал, что президент России назначил тебя министром внутренних дел.

— А зачем это все? — Растерялся Курлыков.

— Я должен помочь своему другу. — Ответил француз.

Больше он не сказал ни слова. Он, конечно, мог бы объяснить Курлыкову, что сам он — начальник сыскного агентства Пьер Венсан. А его старый приятель, комиссар полиции Сантэрэ разрешил ему побеседовать с мелким русским бандитом, задержанным за банальный рэкет. Каждое утро, не выходя из своего офиса, Пьер просматривал присланные по электронной почте из полицейского участка фотографии задержанных, сличая с уже имеющимся снимками. Сегодня — повезло. Но зачем об этом знать Курлыкову?