– Игнат, я ничего не...

– Непонятно объясняю, да? Ладно, слушай еще раз про...

– Я о другом! – Взрыв возбуждения Сергача немного ошарашил Фокина, и если Игнат пучил глаза, как староста, то Витя моргал сейчас в точности, как тот же контуженый персонаж. – Вспомни, я еще в Москве выдвигал версию, и она, мать ее, подтверждается: Андрей разоблачил «русскую Вангу», а Петр с Павлом его за это...

– Да ну, ты что?! Удостоверение Андрея, улику, нам подбросили в Еритнице, забыл? Крылов разгадал тайну Глафиры Иванны и на крыльях репортерской удачи помчался разбираться с загадкой оборотня. Поставь себя на место тележурналиста. Ты бы признался бабе Глаше, что знаешь секрет ее ясновидения? Нет, конечно! Можно, не спорю, припереть бабку и ее племянников к стенке и снять с них деньги за молчание, но какой репортер согласится продать сенсацию! Наоборот, сенсации обычно покупают! Или я не прав? И потом, бабке Глаше и Петьке с Пашкой слабо решиться на «мокрое дело». Конечно, они могли бы «заказать» московского репортера бандитам, но тогда б улики в виде перепачканных землей и кровью корочек Андрюхи фиг бы материализовались в Еритнице! Однако, дорогой мой Витя, версия твоя заслуживает пристального внимания правоохранительных органов, и мы вполне сможем ею воспользоваться, теперь мы сможем шантажировать «русскую Вангу», врубаешься?

– Ты собрался потребовать у нее деньги за...

– Дурак! В том случае, ежели Федор Василич завтра к девяти ноль-ноль не вернется, я... то есть мы шантажом и угрозами заставим бабку-гипнотизершу работать, блин, на нас, дошло? Будем считать, Витька, ты меня уломал, устыдил, уговорил, и я больше не желаю убегать, «поджав хвост»! В моей буйной головушке только что родился наглый до полного безобразия план действий на тот невероятный случай, ежели диверсант Федя пропадет без вести вслед за братом-репортером. Впрочем, ежели он вернется с «языком», годным для транспортировки, то финальный этап моей задумки, вполне вероятно, мы осуществим все втроем... то бишь, вчетвером, считая и «языка». В любом варианте мы с тобой, Витька, обсуждая детали моего плана, с пользой дела скоротаем время до возвращения Федора... Или до его невозвращения...

Почти летний денек сменил почти осенний вечер, а ему на смену пришла почти зимняя ночь. Всю одежду, которая нашлась в машине, они напялили на продрогшие тела. Они собирались развести костер, но передумали, решили, мол, лучше «не светиться», лучше отсидеться в машине. Они уничтожили все скромные запасы съестного, каковые нашлись, хвала духам, в машине, они выпили половину запаса воды, взятой утром из колодца на хуторе. Фокин, который периодически жаловался, что прошлой ночью не выспался на сеновале, и Сергач, который не спал минувшей ночью вообще и очень-очень страдал от отсутствия курева, – они говорили, азартно перебивая друг друга, вплоть до четырех часов утра. В четыре с минутами их сморило. Они собирались спать по очереди, однако заснули оба. В 9.31 проснулся Фокин, разбудил Сергача. Федора не было, он не вернулся.

День к полудню еще не определился в своем настроении. Редкие пузатые облака, словно воспоминания о боевых дирижаблях, медленно и чинно плыли низко-низко над землей, угрожая дождем, а то и градом. Солнце то вспыхивало в белесых высотах, то будто бы тухло. А зелени за минувшие сутки – всего лишь за сутки! – заметно прибавилось в пейзаже. Весна, как неизлечимая болезнь, стремительно прогрессировала наперекор всему и вся.

Игнат сбросил скорость, свернул с накатанной дороги. «Нива» накренилась, выровнялась, клюнула носом, вильнула задом. Игнат с минуту гнал тачку по целине, пока в небе висело тухлое солнце, когда же светило вспыхнуло и его озорные лучи мазнули по глазам, Сергач заглушил мотор и, жмурясь, исполнил на клаксоне некое подобие классической мелодии «чижик-пыжик». Короткие «би» и длинные «би-и-ип» звучали нестройно, но звонко. На последних тактах «чижика» из лесу выбежал Фокин.

Игнат вышел навстречу Виктору. Чиркнул зажигалкой. В зубах у Сергача самокрутка, на плечах болтается распахнутое длиннополое пальто Фокина поверх мятой рубашки с расстегнутым воротом. Игнат стоит, подбоченясь, наклонив голову, и улыбается свободным от самокрутки уголком рта. В левый глаз попадает табачный дым, левый прищурен. Правая бровь, рассеченная шрамом, выгнута дугой. Игнат сейчас похож на ковбоя, на героя диких прерий, которому сам черт не страшен.

– Достал? – выкрикивает на бегу Фокин.

– Йес! – Сергач эффектно откинул полупальто, демонстрируя косо торчащий за поясом обрезанный приклад «берданки».

Витя в пиджаке, усыпанном желтыми еловыми иголками, перхотью леса, при галстуке, сбившемся набок, подбежал к ковбою Сергачу, потянулся к обрезу.

– Дай посмотреть.

– Смотри! – Сергач лихо выхватил обрез, ловко подбросил, красиво поймал за обрубок ствола, бережно вложил в растопыренную пятерню Фокина культяшку приклада. – Сошлись на штуке за антикварный обрез плюс чирик за патрон.

Рука Сергача нырнула во внутренний карман пальто и вынырнула с патроном на ладони. Невзрачный симбиоз капсуля и пули был Сергачом тут же подброшен высоко вверх и пойман, как муха, в кулак.

– Всего один патрон?! – спросил Витя разочарованно, изучая пальцами ложбинки и выступы обреза.

– Увы! Дед уперся, мол, реликвию продаю не для того, чтоб с ее помощью разбойничали. Еле уговорил старого уступить реликтовый патрон, так сказать, для полного музейного комплекта.

– А она, мать ее, вообще стреляет?

– «Берданка»? Ха! Бабахает, ой-ей-ей! Для демонстрации рабочего состояния экспоната специально оплатил еще один патрончик. Стрельнул в ржавую консервную банку – консерву снесло на фиг.

– Чего деду врал?

– Про то, как бесполезно съездили в Еритницу, как, возвращаясь, хмурые и расстроенные, углядели милейший уголок возле речки, как вы с Федей с тоски уничтожили неприкосновенный запас спирта, а я, трезвенник и язвенник, ночью удумал все же заняться бизнесом на оружейном антиквариате. Соврал, как вы, с утра похмельные, разрешили мне сгонять на хутор в обмен на помощь в разведении костра. Сказал чистую правду: дескать, умираю, курить хочу. Дед, кстати, предложил купить у него еще и самогону, а бабка звала нас обедать. Наигрался с обрезом? Давай его сюда и айда в машину, пора на дело.

Виктор нехотя вернул оружие, поправил галстук, пригладил сальные волосы, потопал к машине, усаживаясь за руль, вздохнул:

– Эх, нам бы еще патронов.

– На фига? «Берданка» – однозарядная стрелялка. Да и все равно я, ежели, спаси и сохрани, придется кого-то из особо ретивых николаитов ранить для острастки, все равно ну никак не изловчусь перезарядить обрез. Трогай, Витя, чего телишься?

– Мать ее, не заводится!

– Не психуй, попробуй еще раз, ласково и нежно.

«Нива», хвала духам, завелась. По бугристой целине тихонечко добралась до дороги, колеса нащупали колею – и понеслась родимая вперед, к Еритнице.