— Что?

Оранжевый огонь у нее в глазах. Осторожно.

— Никогда больше никаких сюрпризов? Что может быть скучнее?

— Аа… О! Но это не то, что я имею в виду.

— Тогда боюсь, Великая Чтимая Матра, я не понимаю, чего ты хочешь.

— Не важно. Мы вернемся к этому завтра.

Передышка!

— В клетку! — Великая Чтимая Матра поднялась с кресла.

— Есть? — голос футара звучал жалобно.

— У меня есть для тебе чудесная еда внизу, милый. А потом я потру тебе спину.

Луцилла вошла в свою клетку, куда ей вслед Великая Чтимая Матра швырнула подушку.

— Воспользуйся ей против шигапроволоки. Видишь, какой я могу быть доброй?

Дверь клетки со щелчком закрылась.

Футар в своей клетке исчез за дальней стеной, панель скользнула на место.

— Они так беспокойны, когда голодны, — сказала Великая Чтимая Матра, потом открыла дверь и обернулась на пороге еще раз окинуть взглядом Луциллу. — Тебя здесь никто не потревожит. Я никому не позволяю входить в эту комнату.

Многое из того, что мы делаем естественно, становится сложным только тогда, когда мы превращаем это в предмет приложения нашего интеллекта. Возможно знать о предмете столько, что станешь совершенно невежественным.

Ментат Текст Два (dicto)

Время от времени Одрейд отправлялась обедать вместе с алколитами и надзирающими за ними Прокторами, непосредственными тюремщиками этой тюрьмы разума, из которой многие так и не выйдут на свободу.

То, что думают и делают алколиты, поставляло Великой Матери информацию на уровне подсознания о том, насколько хорошо функционирует Дом Ордена. Алколиты реагировали, повинуясь предчувствиям и настроениям и гораздо более непосредственно, чем Преподобные Матери. Полные Сестры научились скрывать свое угнетенное состояние. Они не пытались скрыть ничего существенного, но каждый же может выйти погулять в сад или закрыть дверь, тем самым оказываясь вне досягаемости сторожевых псов.

Но только не алколиты.

Теперь в Централи каждая минута была заполнена до предела. Даже через обеденные залы вне зависимости от часа тек постоянный поток завтракающих или обедающих. Рабочие смены расшатаны, а для любой Преподобной Матери нетрудно приспособить свой жизненный цикл под непривычные временные интервалы. Одрейд не могла себе позволить тратить энергию на подобное приспосабливание. Перед вечерней трапезой она, ненадолго задержавшись у двери в Зал Алколитов, услышала, как там внезапно наступила гробовая тишина.

Даже то, как они подносили ко рту пищу, уже о чемто говорило. Куда смотрят глаза, в то время как ложка приближается ко рту? Вот за этой надо понаблюдать, у нее расстроен желудок. А вот эта задумчиво смотрит на каждую ложку подливы так, как будто пытается угадать, куда они подмешали яд. Творческий ум за этими глазами. Испытать ее для назначения на требующее большей восприимчивости место.

Одрейд вошла в зал.

Пол в шахматном порядке был выложен черными и белыми плитами плаза, едва ли его можно чем-нибудь поцарапать. Алколиты поговаривали, что Преподобные Матери используют это расположение цветных плит, как игровую доску: «Кого-то из нас посадить сюда, когото — туда, остальных по центру. Передвинуть фигуры так-то — победитель получает все!»

Одрейд села поближе к углу стола у западных окон. Алколиты потеснились, причем движения их были спокойно ненавязчивыми.

Этот зал был частью старейшей конструкции Дома Ордена. Построен из дерева, с гладко оструганными дубовыми балками потолка, каждая невероятной длины и веса. Некоторые из них на двадцать пять метров тянулись без единого сучка. Где-то на планете располагалась роща дубов, с генетически заданным ростом, тянущихся к солнечному свету на своей тщательно ухоженной плантации. Деревья поднимались без единого сучка по меньшей мере на тридцать метров в высоту. Плантация была разбита, когда еще только строился этот зал, чтобы поставлять замену слабнувшим от возраста балкам. По девятнадцать сотен стандартных лет полагалось выдерживать дубовым балкам.

Как внимательно наблюдают алколиты за Великой Матерью, а кажется при этом, что они даже не смотрят в ее сторону.

Одрейд обернулась к выходящему на запад окну за спиной посмотреть на закат. Опять пыль. Вторгающаяся вместе с ветрами с пустыни пыль в красно-оранжевые тона окрашивала заходящее солнце, заставляя его гореть далеким янтарем, который в любое мгновение может вспыхнуть неконтролируемым пожаром.

Одрейд подавила вздох. Мысли, подобные этим, только вновь воссоздавали ее ночной кошмар: пропасть… натянутая проволока. Она знала, стоит ей закрыть глаза и она почувствует раскачивание проволоки. А охотница с топором все ближе!

Алколиты продолжали трапезу, но в зале повисло ощущение общего беспокойства, как будто они чувствовали ее тревогу. А может, так оно и было. Шелест ткани вырвал Одрейд из ночного кошмара. Она уловила новую ноту в привычных звуках Централи. Резкий скрип слышался за самыми рутинными движениями — вот за ней отодвинули стул… открылась дверь кухни. Скрежет крупного песка. Бригады уборщиц уже начинали жаловаться на вездесущий песок и «проклятую пыль».

Одрейд глядела из окна на источник всех этих неприятностей: ветер из пустыни. Коричневатый туман тусклой завесой скрывал линию горизонта. Когда ветер уйдет пыльные его подарки останутся по углам зданий и на подветренной стороне холмов. В воздухе висел запах тронутого огнем кремня, что-то щелочное, что раздражало ноздри.

Когда обносящая столы послушница поставила перед ней тарелку с едой, Одрейд окинула взглядом стол, за которым сидела. И обнаружила, что ей доставляет удовольствие эта перемена — так приелись трапезы на скорую руку в рабочем кабинете или личной столовой. Когда она ела там в одиночестве, алколиты вносили блюда так тихо и убирали все с такой молчаливой сноровкой, что иногда она была удивлена, увидев, что ничего уже нет. Здесь трапезу сопровождали шум и беседа. В ее апартаментах внезапно с кудахтаньем могла появиться ее личный повар Дуэна: «Вы так мало едите!» Одрейд по большей части покорялась этим увещеваниям. В сторожевых псах есть свои преимущества.

Сегодняшняя трапеза состояла из пареной свинины под соусом из сои и черной патоки, минимум меланжа и, как заключительный штрих, — оттенок базилика и лимона. Свежие зеленые бобы, сваренные с перцем. Красный виноградный сок. С предвкушением она отрезала кусок свинины и сочла ее приемлемой, хотя и чуть переваренной на ее вкус. Повар алколитов лишь немногим ошибся.

Откуда тогда это чувство, что таких трапез было слишком много?

Она сглотнула, и тут же повышенная чувствительность позволила ей определить добавки. Эта еда подавалась здесь не просто для того, чтобы восстановить энергию Великой Матери. Кто-то на кухне спросил о ее ежедневной диете и соответственно подобрал ингредиенты ее блюда.