то пошло, никто мотивов особо не скрывал. Следак практически в лоб залупил, что хрен отделаюсь. Допросы были пустой формальностью.

Приехал, называется, вырвавшись в выходной. Теперь что не день, то выходной. Сомнительный, правда, чего уж … О таком я точно не мечтал. Но, с другой стороны, жутко только от мысли, что могло бы быть, если б не приехал.

Когда увидел тогда, как Киру тащат силком в машину, словно с цепи сорвался. Вообще ни о чём не думал. Готов был убивать за неё. Планку сорвало наглухо, даже не помню толком, что и как тогда происходило. Словно не в себе был.

А теперь вот сижу в СИЗО и опиздюляюсь по полной. Но ни о чём не жалею. Верни время назад, сделал бы тоже самое.

Но сказать, что всё так радужно и прекрасно, я не могу. Хоть и пытаюсь держаться бодрячком, но откровенно хреново получается. Только после визитов матери сердце кровью обливается. На неё смотреть больно. Думаю, те же чувства она испытывает глядя на меня. Наверное, даже хорошо, что Киру ко мне не пускают.

Знаю прекрасно, что она неоднократно пыталась выбить свидание. Я бы и рад её увидеть и тоскую жутко, но одновременно с этим не хочу, чтоб она видела меня по ту сторону от свободы. И так хреново.

Помимо переживаний близких людей понимаю, что это крест на дальнейшей карьере, к которой я так стремился. Рвал жопу в погоне за местом, а теперь это место имеет меня по другую сторону баррикад. Пиздец, как всё перевернулось. Мог ли я когда-то о таком подумать? И близко нет.

Уже счёт дням потерял, сколько я здесь прозябаю. Сложно было в самом начале. Сейчас немного адаптировался, если можно, конечно, так сказать. Но чувствую, что если завтрашний суд будет не в мою пользу, то всё самое весёлое впереди.

Хочется думать о хорошем, но я вроде как всю жизнь без розовых очков прожил и понимаю, что отвертеться мне вряд ли удастся. Было бы, сука, за что!

Если бы я реально того мудака урыл, то хоть знал бы, что не просто так поеду чалиться. А ведь на деле: никто особо и не скрывает, что дело сфабриковано и не так уж сильно я его отделал. Да, подправил морду, но точно не на срок. Знал бы заранее, что так обернётся, то отделал бы сильнее, чтоб хоть не за зря нары отлёживать. Тогда бы точно знал, за что всё это огребаю.

Хер знает, как завтрашний день пережить, наверное, не усну сегодня. Да какой тут сон, когда мысли о суде крутятся без остановки. Уже извёлся весь, нафиг. Уже скорее хочется знать результат, каким бы он не был. А это ожидание только жилы выкручивает. Так и лежу на жёсткой шконке, пялясь в серый и замызганный не понятно чем, потолок.

Кира

Сегодняшняя ночь показалась мне бесконечной: я глаз не сомкнула, как не пыталась. Слишком сильное нервное напряжение. Даже не знаю, с чем можно сравнить это своё состояние. Я такого никогда не испытывала. И лучше бы не испытывала и дальше. Слишком тяжелый и сложный опыт.

Юлька на суд поехала со мной. С мамой Пашки договорились встретиться возле здания суда. У меня такой мандраж, что передать не могу. Пальцы ходуном ходят, всё из рук валится. Если бы не Юля, сама бы свалилась.

Когда мы все были в сборе, прошли в здание суда. Всё казалось каким-то нереальным. Будто мы попали в другую вселенную. Коррумпированную и несправедливую. Ту, в которой просто невозможно находиться.

Даже не знаю, чего ожидать от слушания. Ведь столько несправедливости сыпется со всех сторон. Незадолго до суда выяснилось, что камеры возле моей работы чудесным образом сломались и записи нет, а ножа, которым мне угрожали, будто и не было никогда. И как бы я не утверждала обратное, меня как дурочку убеждали, что мне показалось. Ну как так можно?! Вся надежда на адвоката, который, нужно отдать должное, боролся изо всех сил. Главное, чтоб толк был, всё остальное не важно. Главное, чтоб Пашу оправдали.

Оксана Витальевна была белее полотна: вся заплаканная, и будто постарела на десяток лет. Что не удивительно, когда подобное происходит с твоим ребёнком.

Каждая из нас переживала по – своему. Я за любимого человека, она за сына. Но мы обе были на пределе, изводились и проливали море слёз, не зная, чем ещё помочь. Казалось, что сделали всё, что возможно, но всё равно мало. Какие пороги только не обивали, куда только не обращались, отовсюду уходили ни с чем.

Пока мы сидели в зале суда, я места себе не находила. Но когда в помещение с конвоем завели Пашу, я подскочила со скамьи. В горле ком образовался, вдохнуть не могла свободно. Как давно я его не видела. Хотелось броситься к нему на встречу и в какой-то момент меня ноги словно сами понесли в его направлении, пока меня не схватила за руку Юля.

– Тихо. Тебя не подпустят к нему. – прошептала мне еле слышно. Или так только мне казалось, потому что было чувство, будто я в вакууме нахожусь. Всё вокруг померкло, весь фокус внимания на Пашу сместился. Я моргнуть боялась. Будто это мираж и он может рассеяться в одно мгновение. Только всхлипы Оксаны Витальевны немного вернули меня обратно в более менее не замутнённое сознание.

– Кира, девочка моя, не рви душу ни себе, ни ему. – погладила меня по спине Пашина мама, пытаясь успокоить.

Я только кивнула, продолжая стоять, словно к полу приросшая. Когда Паша поднял голову, то тут же нашёл меня взглядом. У меня из глаз слёзы брызнули, а он резко остановился. Стояла глотая всхлипы и смотрела прямо ему в глаза, прижав руки к груди.

Не знаю, сколько бы ещё мы гипнотизировали друг друга, если б не конвой, заставивший его сдвинуться с места. Мне было дико видеть Пашу в наручниках и в маленькой клетушке за толстым, прозрачным стеклом. Его привели словно какого-то особо опасного преступника. В голове всё это не укладывалось. Словно противоестественно было. Хотя, именно так и было. Это не его место, это всё не для него. Он же честный, правильный, рассудительный, целеустремлённый. Но разве докажешь это тому, кто проплатил его арест и продолжает дальше топить, тянув ко дну.

Пока с речью выступал адвокат и государственный обвинитель, я не сводила взгляда с сутулившейся фигуры Паши. Так хотелось обнять его, прижаться и вдыхать любимый запах.