Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что шокирует в постановках Виктюка?
Сегодня мало кого можно удивить полуобнаженными мужчинами на сцене, которые в женских платьях и юбках будут что-то представлять. Согласны? Если очень коротко, то цитата блогера arlekina очень точна: «У Виктюка все социальное последовательно и исключительно интересными средствами переводится в сексуальное». Как? Мистическим образом.
Виктюк часто придумывает для своих постановок отдельный жанр, или подзаголовок, по которому вы можете почувствовать направление ветра вечера, узнать, что вас ждет. Так «Служанки» у него — театральный ритуал, «Федра» — мистерия духа, «Маскарад Маркиза де Сада» — театральная фантазия, а «Сергей и Айседора» — недокументальная история любви и смерти. «Король — Арлекин», хоть и не имеет подзаголовка, но посвящен Пине Бауш, великой, как аттестует ее сам Роман Григорьевич, танцовщице и хореографу. А в «R&J. Ромео и Джульетте» вас на сцене снова встретят только мужчины, как и во времена автора пьесы, самого Уильяма Шекспира.
Сцена из спектакля «Служанки»
Спектакль «Служанки» — театральный ритуал режиссёра Романа Виктюка. Это синтез драмы, хореографии и музыки, в котором каждый жест, каждый поворот головы и тела, каждая интонация работают на многократное усиление образа
РЕМАРКА Роман Виктюк, режиссёр
Учитываете ли вы современную проблематику и контекст сегодняшнего дня, когда выбираете пьесу для постановки?
Обычно те авторы, которые меня «призывают» — а именно так случается выбор пьесы — сами знают, в какой момент времени они должны быть поставлены, когда они становятся актуальны. Именно поэтому я поставил подряд уже несколько спектаклей о судьбах творцов начала XX века — Цветаева, Мандельштам, Сологуб, Гумилев. Серебряный век, весь его цвет. Их страшные и великие судьбы, их истории, вопросы — мировые, вселенского масштаба — которые они поднимали в своих произведениях, да и самою своею жизнью — это сейчас актуально. Их пример, их зов всем нам, их предупреждение — одумайтесь! Не разрушайте и не продавайте душу и дух!
Не я их нахожу — они меня призывают. И ещё не было случая, чтобы они ошиблись в своем призыве.
Думаете ли вы о том, что хочет смотреть зритель? Делаете ли вы спектакль по теме, волнующей вас, в надежде, что тема найдет неравнодушного зрителя?
Зритель нашего театра — особый зритель. Они настолько чуткие — стали такими чуткими за эти годы, которые мы вместе — а у нас, действительно, основная публика — постоянная, любящая нас годами, а то и десятилетиями! Мы росли вместе с ними, а они с нами. Мы воспитывали друг друга — да, именно так и только так — мы должны возвышать, обогащать, воспитывать зрителя, давать ему возможность развития духовного и душевного, а не опускаться до уровня, когда угождают толпе с самыми непритязательными вкусами — это погубило бы саму идею театра! К тому же — и я все эти годы вижу этому подтверждения — зритель почти всегда готов к возвышению души, к развитию — к учебе. Мы же все — дети, вся наша жизнь — вечная школа, познание и развитие, обмен этими важными для сохранения молодости души энергиями. Мы можем в самом начале школу не любить, не понимать, как она важна — а, спустя годы, осознаем, насколько она нас обогатила. В театре так же. Театр — это во многом школа и для нас, и для публики.
Как бы вы назвали свой театр одним словом? Он…какой?
Он — небесный!
Чернобыль. Постановка Романа Виктюка
Есть спектакль, который многие называют не типичным для Виктюка, его он выпустил в октябре 2014 года под названием «В начале и в конце времен», но позже постановка была переименована и сегодня идет под названием «Чернобыль».
Роман Григорьевич Виктюк умеет выбирать пьесы. Малоизвестных или вообще неизвестных авторов. Как бы открывая драматурга миру нашего театра. Но мало кто умеет в материале не просто разглядеть некое зерно, современность или что-то ещё но и суть пьесы заставить танцевать на свой манер. Потому так часто, зритель приходит в недоумение на его спектаклях. Потому так много противоречивых и противоположных по смыслу отзывов на этот спектакль.
Это не история Чернобыльской трагедии, как сказано во множестве анонсов, разбросанных по сетям. Чернобыльская зона — условное место, в рамках которого можно говорить на вселенские темы. Это история трагедии человеческой. И, как всегда у Виктюка, это история «о Любви». О любви вопреки здравому смыслу. Вопреки логике. О любви к своей Земле. Традициям. Корням. О любви к своим детям. Ради которых можно все вынести, все преодолеть. И кульминация спектакля, такая простая, в сущности библейская заповедь, как «не убий», звучит из уст бабы Фроси, как откровение:
«Людей убивать не мОжно!»
Услышьте, люди. Речь именно об этом.
Сцена из спектакля «Чернобыль»
Слава — Людмила Погорелова, Вовик — Игорь Неведров, Баба Фрося — Олег Исаев
Сцена из спектакля «Чернобыль»
Баба Фрося — Олег Исаев, Участковый — Дмитрий Жойдик. Сценография Владимира Боера, костюмы Елены Предводителевой
Когда полный зал на премьере в зале театра им. Моссовета стоя апплодировал актёрам и Роману Григорьевичу, не отпуская больше десяти минут, то режиссёр, сорвавшимся голосом сказал: «Ну, раз вы нас услышали…», — это главное. И добавил: «Тогда мы начнём всё ещё раз, сначала!»
Итак, сначала.
Даже в заброшенном селе, маленьком хуторе неподалёку от реки Припять, в зоне отчуждения, откуда давно выселили всех людей после аварии на Чернобыльской АЭС, в этом тупике мира, где время идет по кругу, посреди лесов и болот, живы простые и понятные человеческие ценности: ценности: не убий — ни животное зазря (и внук режет силки, расставленные бабкой), ни человека себе на потеху (и бабка, которой впору помирать, отомстит за внука)..
Актёры говорят на мове, но не изменяя привычной режиссуре Виктюка: нараспев, часто будто замирая, а если двигаются, то по прорисованным четко траекториям-линиям.
Сцена из спектакля «Чернобыль»
Герои пьесы Павло Арие (уроженца Львова, сейчас живущего в Германии) живут в закрытой