Но вот перед нами следующая цифра, заставляющая серьезно задуматься. Судя по «Предварительному списку славяно-русских рукописных книг XV в., хранящихся в СССР» (М., 1986), на государственном хранении находится 3422 книги этого периода.

Нетрудно видеть, что в течение каких-то ста лет без особых видимых причин количество сохранившихся книг выросло на порядок: с 314 до 3422! Что стоит за этими цифрами, за этим количественным скачком? Неужели и впрямь настолько изменился потребитель, настолько выросло книгообращение, читательский спрос? Но почему, с чего вдруг, с какой стати? Никаких сведений об этом нет.

Что-то может объяснить история технологий. В XV веке развитие русской книги уже прочно связывается с бумагой. Если в XI–XII столетиях пергамент импортировали из Византии или западных стран, а в XIII веке уже производили свой собственный (на нем написано большинство книг этого времени), то с первой половины XIV века у нас понемногу начинает использоваться бумага[85]. По подсчетам Л.М. Костюхиной на основе рукописей ГИМ[86], доля бумажных книг составляла на рубеже ХIV-ХV веков от 17 до 28 процентов. Но в XV веке бумага уже выходит на первое место и начинает вытеснять пергамент из обращения, хотя стоимость нового материала была весьма высока (по расчетам Н. Вельги, приблизительная стоимость одного листа бумаги в XVI в. равнялась стоимости курицы).

Трудно сказать, насколько появление нового материала стимулировало книжное дело. Допустим, замена пергамента на бумагу удешевило и облегчило производство, но не настолько же!

По мнению М.Н. Тихомирова[87], новый почерк — полуустав, сформировавшийся в скрипториях московских монастырей XIV века, позволял быстрее переписывать тексты — но, опять-таки, не в десять же раз!

Нет ли тут другой причины?

На мой взгляд, такая причина есть. Это все — последствия победы русских на Куликовом поле и последующего свержения татарского ига.

Дело не в том, что с XI по XII вв. русское книжное производство совершило-де ни с того ни с сего резкий рывок, а с XIV по XV — еще один. А дело в том, что только в XV веке перестали систематически уничтожаться татарами книжные сокровища в ареале исконного русского проживания и книгоделания[88].

Перестали уничтожаться в столь чудовищно массовом количестве и сами русские читатели. Как полагает историк С.А. Ершов, суммарные людские потери русских от врагов-иноземцев с 1237 по 1500 гг. — 6518,5 тыс. человек[89], из них абсолютное и относительное большинство приходится на период, заканчивающийся взятием Москвы в 1382 году Тохтамышем (включительно).

Иначе объяснить, почему от XV века при всех прочих равных условиях сохранилось рукописей на порядок больше, чем от XIV, — невозможно.

О том, как это бывало, малое представление дает Лаврентьевская летопись, которая под 1237 годом сообщает, что из разоренного Владимира-на-Клязьме воины Батыя в качестве трофеев вывезли книги. Зачем они понадобились монголам — неизвестно. Но из культурного оборота наших предков они были вырваны навсегда. И так было c 1230-х гг. до примерно середины XV века повсеместно, кроме северных и крайних юго-западных территорий Киевской Руси.

Впоследствии татарские экспедиции, в том числе карательные, еще не раз наносили нам существенный урон. К примеру, повесть «О московском взятии от царя Тохтамыша и о пленении земли Русской» в таких словах повествует о разорении Москвы 26 августа 1382 г.: «И книг множество снесено со всего града и с сел, в соборных церквях множество наметано, охранения ради спроважено, то все безвестно створиша»[90]. То же повторилось при нашествии Девлет-Гирея в 1571 г. и т. п. (Характерно, что русские люди, чтобы защитить любимые книги от врага, сносили их под защиту церковных стен, но это не могло спасти драгоценные рукописи, и они горели, подожженные татарами, вместе с церковными стенами.)

* * *

Итак, не только место, но и время наибольшей сохранности древнерусских книг ясно и однозначно указывают: книги лучше всего сохранялись там и тогда, где и когда их не могла коснуться рука татаро-монгольского захватчика. В годы татарского ига уничтожение русских книгохранилищ на доступных татарам землях было регулярным и последовательным.

Но дело не только в непосредственном уничтожении уникальных носителей информации, также порой уникальной. Дело еще и в том, что татаро-монгольская оккупация, обернувшаяся тяжелым бременем дани и постоянным уводом в Орду и на невольничьи рынки русских людей, в том числе наиболее искусных ремесленников, систематически лишала нас экономических ресурсов развития, в том числе информационного.

Поиск «точки бифуркации», исторической развилки, пройдя которую, Русь вступила на путь вечно догоняющего Европу развития, ведет нас именно туда, в роковые 1230-1240-е годы.

Сказанное позволяет полностью поддержать вывод, сделанный Сапуновым: «Ни с чем не сравнимые потери понесла русская культура в страшные годы нашествия орд Батыя. Монголы не только нанесли нашей цивилизации непоправимый урон, они на столетия затормозили поступательное движение русского народа»[91].

Подчеркну: четверть тысячелетия длившаяся безжалостная и хищническая власть врага-инородца — не единственная, но главная причина нашего цивилизационного отставания. Сегодня делаются попытки, глядя в прошлое сквозь мутные очки толерантности и политкорректности, выдавать эту власть чуть ли не за обоюдно полезный симбиоз поработителя и порабощенного[92]. Но в подобных спекуляциях нет ни грана правды.