Я надеваю джинсы и толстовку цвета хаки, набрасываю на шевелюру капюшон и тащусь к школе. На всякий случай звоню Рюмину, но тот скорбным голосом докладывает, что идет на поправку не так быстро, как хотелось бы, и до понедельника просидит дома. Терпеть не могу, когда Илюха пытается обманывать — тем более, что врать мне он вообще не умеет. На самом деле, все гораздо проще — его тетка работает участковым педиатром, ей под силу вытворять любые чудеса с медицинскими справками, а Илюха этим бессовестно пользуется.

Но я несказанно рада, что еще на несколько дней избавлена от его нытья, плевков яда в адрес Волкова, назойливой камеры телефона и преданного щенячьего взгляда.

* * *

Несмотря на неведомую хворь вожака, Владик и Ринат находят в себе силы заявиться на занятия — о чем-то перетирают возле курилки, с грозным видом зажимают в зубах сигареты и нервно озираются по сторонам. По коридорам тут же проползает слушок, что Волков давно их поджидает и точно устроит показательную ответку с кровавыми соплями и извинениями оппонентов на камеру.

Волков, заслышав это, лишь фыркает и усмехается:

— Пусть не ссут, я не собираюсь о них мараться! — И Инга горячо его поддерживает:

— Действительно, ну их!.. Они поступили ужасно, но нужно быть выше всего этого и в любой ситуации оставаться человеком.

Ее слова царапают по живому — отворачиваюсь от созерцания Ваниного лица, сжимаю в пальцах ручку и увлеченно рисую в черновике причудливые завитки и цветочки.

За этот месяц Бобкова сильно изменилась — взгляд стал увереннее, а голос — громче, теперь ее можно увидеть с широкой улыбкой, с неброским макияжем, в новой одежде. Она внятно отвечает у доски, ходит в столовку или гуляет по саду в компании Петровой и остальных девчонок, и Волков больше не пасет ее так явно и самозабвенно.

Строго говоря, он никогда ее и не пас, просто наблюдал со стороны и помогал, — это мои раздражение и злоба изрядно искажали картинку.

Сам же Волков на переменах с отсутствующим видом слоняется по коридорам, сидит за своей партой, уткнувшись в телефон или попросту спит, положив под щеку согнутый локоть.

Когда он присутствует в классе, меня тоже одолевает желание притулиться в укромном уголке, свернуться калачиком и уснуть. От тепла, покоя и давно забытого ощущения уюта, которое он во мне пробуждает.

После эпичного заплыва во мне будто что-то сломалось. Болит и пульсирует душа, ноет тело, черный космос заразил меня способностью чувствовать все слишком остро, сопереживать ближним и видеть то, что раньше было скрыто. И мысль о неведомом прошлом Вани не оставляет в покое.

* * *

Истошный ор петуха вклинивается в сумбурную картинку из разноцветных пугающих образов. С трудом разлепив глаза, я сверяюсь со временем — еще страшная рань, до будильника целый час. Накрываю ухо подушкой, поворачиваюсь на другой бок, но тут же вскакиваю как ошпаренная и превращаюсь в слух. По окутанным в утренние сумерки комнатам разлетаются всхлипы, тихий плач и запах зажженной сигареты — мама опять не в порядке.

Отбрасываю одеяло, выскальзываю за дверь и босыми ногами шлепаю на кухню.

Мама, уже одетая в джинсы и клетчатый пиджак, курит возле открытой рамы, худые плечи сотрясают рыдания, похожие на конвульсии.

— Может, расскажешь уже, что случилось? — хриплю я, скрестив на груди руки, и она, вздрогнув, оглядывается.

— Да, пожалуй. — Мама тушит окурок, убирает пепельницу на подоконник и прочищает горло глотком кофе. — В общем, отец собрался официально развестись и жениться на этой ушлой стерве. Да, так и сказал, представляешь? Ну и черт с ним, Лер. Ты права: как бы мы ни старалась, хорошими для него быть не получалось. Он специально придирался к тебе и испытывал на прочность меня, хотя давно решил от нас отделаться. Искал повод, сволочь. Черт с ним, скатертью дорожка.

Меня пронзают испуг, острое сожаление и уже слишком хорошо знакомая вина — это я накосячила с тестом и пошла против воли папаши. Я умоляла маму подать на развод, учила уму-разуму, пыталась бунтовать, потому что была уверена: он слишком зависит от нас, мы можем торговаться и диктовать условия, когда он отходит от приступов ярости. Только вот по всему выходит, что он действительно вознамерился сбросить нас со счетов, забыть и никогда не вспоминать…

— Как же мы будем жить? — я подлетаю к столу и залпом допиваю мамин кофе, и она аккуратно стирает пальцами слезы:

— Подам на алименты. С паршивой овцы…

— Но этого не хватит! Тут за одно только газоснабжение в месяц начисляют больше десятки!.. Хочешь, я пойду работать, мам?

— Нет, что ты! На твой век еще хватит трудностей… Знаешь, я же на обучение записалась. Еще неделя занятий, и мне дадут сертификат. Оформлю нужные документы, и меня примут к Яне в салон — клиенток много, девочки там зашиваются.

В сумрачную кухню робко заглядывает солнце, я мгновенно осознаю, на какой подвиг, отчасти и ради меня, решилась мама. Я едва сдерживаюсь, чтобы не кинуться к ней на шею и не расцеловать, но мама лишь кисло улыбается и, подхватив сумку, спешит на автобус.

* * *

Глава 28

Подливаю в опустевшую чашку кофе из медной турки, жую бутерброд, перевариваю услышанное и погружаюсь в странную, ничем не мотивированную, но граничащую с блаженством радость. Я верю: все получится. И у мамы, и у меня. Мне больше не придется вздрагивать от каждого стука, рева мотора под окнами и черных машин, проносящихся по дороге.

Душнила Рюмин снова не поджидает меня у калитки, зато в нее тычутся широкие сопливые носы коров, гуляющих по поселку на свободном выпасе. Замахнувшись мешком со спортивной формой и кроссовками, отпугиваю непрошеных гостей и, покатываясь со смеху, выруливаю на главную улицу.

Старшаки из одиннадцатого, облаченные в строгие костюмы, обгоняют меня у церкви, выпытывают, чем я заразила Рюмина, гогочут и улюлюкают, но я не обижаюсь — идиотское поведение случается и от волнения. Сегодня несчастным предстоит очередная репетиция ЕГЭ, а в понедельник — поездка в задонскую школу уже на настоящий экзамен по математике.

Несмотря на ранний час, погода обещает быть теплой и солнечной, к буйству цветущих сиреней присоединился благоухающий медом жасмин. От сочетания ароматов и красок кружится голова и заходится сердце — впереди три месяца летних закатов и