Совершено преступление. Я не помню, в чем оно состояло, и не думаю, что знал это и во сне. Я иду по улице и, хотя я уверен, что никакого преступления не совершал, знаю, что, если бы ко мне подошел агент уголовного розыска и обвинил меня в убийстве, я не смог бы себя защитить. Я ускоряю шаг и направляюсь к реке. Вдруг, подойдя к реке, я вижу вдалеке гору, а на горе – красивый город. С горы льется свет, я вижу, как там на улицах танцуют люди, и мне кажется, что, стоит мне переправиться через реку, все будет в порядке.

Психотерапевт. Удивительно! Впервые вы были убеждены, что не совершали преступления, вы лишь боялись, что не сможете защититься от обвинения. Вчера с вами случилось что-то хорошее?

Пациент. Ничего особенного. Разве что я почувствовал удовлетворение, когда точно выяснилось, что недоразумение на службе случилось не по моей вине – как, я боялся, могли подумать, – а из-за оплошности другого человека.

Психотерапевт. Понимаю, это приятно, но, может, вы мне расскажете, что это было за недоразумение?

Пациент. Позвонила женщина, она хотела встретиться с одним из партнеров нашей фирмы, м-ром X. Я разговаривал с ней, и мне понравился ее приятный голос. Я сказал, чтобы она пришла завтра в четыре, а для м-ра X оставил записку. Секретарша м-ра X взяла записку, но, вместо того чтобы сказать о ней м-ру X, она ее отложила и забыла про нее. На следующий день молодая женщина пришла и очень расстроилась, когда ей сказали, что м-ра X нет и о ее деле забыли. Я заговорил с ней, извинился и уговорил ее рассказать мне о деле, которое она хотела обсудить с м-ром X. Это было вчера.

Психотерапевт. Как я понимаю, секретарша вспомнила, что упустила из виду это дело, и сказала об этом вам или той молодой женщине?

Пациент. Да, конечно. Странно, что я забыл вам об этом сказать; пожалуй, это было самое важное за вчерашний день, если не считать… – но нет, это ерунда.

Психотерапевт. Давайте послушаем. Вы же знаете по опыту, что всякая ерунда обычно оказывается выражением самого разумного внутреннего голоса.

Пациент. Хорошо. Я хотел сказать, что, когда я разговаривал с этой женщиной, я почему-то чувствовал себя счастливым. Ее дело было о разводе; как я понял, ее тщеславная мать уговорами и угрозами принудила ее к браку, который она считала для себя невозможным. Четыре года она терпела и вот решила положить ему конец.

Психотерапевт. Итак, вам приснилась свобода, не так ли? Меня интересует еще одна небольшая деталь. Люди, танцующие на улицах, были единственной приметой приснившегося вам города. Вы когда-нибудь уже видели такую сцену?

Пациент. Подождите… как странно… теперь я припоминаю… Да, когда мне было четырнадцать лет, я ездил с отцом во Францию; мы были в небольшом городе 14 июля, там был праздник, и вечером мы видели, как люди танцевали на улицах. Знаете, я не помню, чтобы после этого я еще когда-нибудь чувствовал себя по-настоящему счастливым.

Психотерапевт. Да, вчера ночью у вас была возможность подхватить эту оборвавшуюся нить. Свобода, свет, счастье, танцы, которые вы видели, были для вас возможностью испытать что-то такое, что вы уже однажды испытали и могли бы испытать вновь.

Пациент. Если я сумею переправиться через реку!

Психотерапевт. Да, вы сейчас на этом этапе: вы впервые осознали, что на самом деле не совершали никакого преступления, что есть город, где вы будете свободны, и что от лучшей жизни вас отделяет река, через которую можно переправиться. Там, в реке, не было крокодилов?

Пациент. Нет, это была обыкновенная река. Она была похожа на реку, которая была у нас в городе, я немного боялся ее в детстве.

Психотерапевт. Тогда там должен быть мост. Вы наверняка долго ждали, прежде чем его перейти. Теперь вопрос в том, что же еще мешает вам это сделать?

Это одно из тех важных сновидений, в которых предпринимается решительный шаг по пути преодоления болезни психики. Конечно, пациент еще не вполне здоров, но с ним произошло нечто очень важное: он почувствовал потребность в выздоровлении, ясно и живо представил себе жизнь, в которой он не преследуемый преступник, а свободный человек. Кроме того, он видит, что добраться туда можно, лишь переправившись через реку – древний универсальный символ, обозначающий принятие важного решения, начало новой формы существования – рождение, или смерть – отказ от одной формы и переход к другой. Видение города есть исполнение желания, но это желание – рациональное; оно обозначает жизнь; оно исходит из той части сознания, которая была скрыта и отчуждена от пациента. Это видение реально, так же реально, как все, что он видит наяву: правда, для того чтобы увериться в своем решении, ему еще необходимы одиночество и свобода спящего человека.

Вот еще одно сновидение на тему «переправы». Пациент – единственный в семье, избалованный сын. Родители сдували с него пылинки, восхищались им, считали будущим гением; ему все давалось легко, без усилий, начиная от завтрака, который мать приносила ему в постель, и кончая разговорами отца с учителями, которые всегда кончались фразой, что, по его убеждению, сын необычайно талантлив. И мать, и отец смертельно боялись всякой опасности: ему не разрешали купаться, ходить в походы, играть на улице. Иногда ему хотелось воспротивиться стеснительным запретам, но на что было жаловаться, ведь зато ему доставалось столько всего замечательного: восхищение, любовь и ласки родителей, так много игрушек, что их можно было выбрасывать, и почти полная защита от внешней опасности! Он и в самом деле был одаренным мальчиком, но ему так и не удалось встать на свои ноги. Главной целью его было не конкретное дело, а успех и восхищение окружающих. Так он стал зависимым от других и стал бояться.

Но именно потребность в похвалах и страх, возникавший, когда ее не было, злили его и даже пробуждали в нем жестокость. Обратиться за помощью к психотерапевту его заставили затруднения, связанные с его детскими претензиями, зависимостью, страхом и злобой. Через шесть месяцев занятий с психотерапевтом ему приснился такой сон:

Мне нужно переправиться через реку. Я ищу мост, но моста нет. Я маленький, мне пять или шесть лет. Я не умею плавать. (Он и в самом деле научился плавать в 18 лет.) Потом я вижу высокого темноволосого человека, который делает мне знак, что может перенести меня через реку на руках. (Река всего около полутора метров глубиной.) На минуту я обрадовался и позволил ему взять себя на руки. Когда он взял меня и пошел, меня вдруг охватил ужас. Я понял, что, если я не вырвусь из его рук, я умру. Мы уже в реке, но я собираю все свое мужество и, вырвавшись, прыгаю в воду. Сначала мне показалось, что я тону. Но потом я поплыл и вскоре доплыл до другого берега. И тот человек исчез.

Накануне пациент был на вечеринке, и вдруг его осенило: он понял, что все его интересы направлены лишь на то, чтобы завоевывать любовь и восхищение. Он почувствовал – впервые, – как это было по-детски, и понял, что должен принять решение: либо он будет и дальше безответственным ребенком, либо сможет принять болезненный переход к зрелости. Он понял, что не должен больше себе внушать, что все идет так, как должно быть, что он должен радоваться не успеху, а реальным достижениям. Эти мысли буквально потрясли его, и он уснул.