– Трудно сказать, живет ли кто-то в крепости, – отпуская оловянную метапамять, медленно проговорил Сэйзед. – Движения нет, света тоже не видно. Возможно, инквизиторы просто не высовываются наружу.

– Нет, – возразил Марш, и его жесткий голос прозвучал неприятно громко в вечерней тишине. – Они ушли.

– Но зачем им уходить? По-моему, это сооружение выглядит весьма внушительно. От армии здесь не скроешься, зато от хаоса нынешних времен оно защитит прекрасно.

– Они ушли, – качая головой, повторил Марш.

– Почему ты так уверен?

– Не знаю.

– И куда же они, по-твоему, ушли?

Марш повернул голову и посмотрел через плечо:

– На север.

– К Лютадели? – нахмурившись, предположил Сэйзд.

– И это возможно, – согласился Марш. – Идем. Пока их нет, стоит воспользоваться ситуацией.

Сэйзед кивнул. Разве не за этим они сюда и пришли? И все-таки в душе шевельнулось сомнение. Он посвятил жизнь книгам и служению. Если путешествие по сельской местности и встречи с крестьянами были достаточно далеки от того, чем террисиец занимался обычно, – что уж говорить о проникновении в цитадель инквизиторов…

Марша, судя по всему, не волновала внутренняя борьба его компаньона. Инквизитор повернулся и пошел вдоль кратера. Перебросив через плечо мешок, Сэйзед двинулся следом. В конце концов они добрались до механизма, похожего на клетку. По виду она предназначалась для спуска на дно. Клетка была закреплена у верхнего выступа; Марш остановился возле нее, но не вошел.

– Что? – спросил Сэйзед.

– Подъемник, – ответил Марш. – Клетку наверняка опускают люди, находящиеся внизу.

Вероятно, он был прав. Шагнув вперед, Марш потянул рычаг – веревки задымились, блоки заскрипели, и массивное устройство камнем ухнуло на дно ущелья. Звук от падения эхом отразился от скал.

«Если там внизу кто-то есть, – подумал Сэйзед, – теперь он знает, что мы пришли».

Марш повернулся – головки штырей в его глазницах слабо поблескивали в свете заходящего солнца.

– Следуй за мной, как сумеешь. – Отвязав веревку, на которой держался противовес, Марш первым начал спуск.

Приблизившись к краю платформы, Сэйзед посмотрел, как инквизитор постепенно погружался в туманную бездну, потом опустился на колени и развязал свой мешок. Большие металлические наручи на плечах и предплечьях – части главной медной метапамяти – террисиец почтительно отложил в сторону. Они хранили знания его предшественников, но сейчас требовалось совсем другое – метапамять воина – браслеты поменьше из железа и пьютера…

Понимал ли Марш, что Сэйзед не дрался еще ни разу в жизни? Ведь одной, пусть и удивительной силы недостаточно. И все-таки он защелкнул браслеты на щиколотках, затем вытащил из мешка два кольца – оловянное и медное – и надел на пальцы.

Закрыв мешок, террисиец подобрал медную метапамять и огляделся. Не сразу, но все же нашел подходящий тайник – укромную полость между валунами – и положил туда свою главную ценность. Что бы ни случилось внизу, метапамятью, которую инквизиторы могли отнять и уничтожить, рисковать нельзя.

Чтобы ее заполнить, Сэйзед слушал, как другой хранитель читал вслух всю свою коллекцию историй, фактов и легенд. Каждое предложение террисиец перенес потом в медную метапамять, откуда сведения можно было извлечь при необходимости. Он почти не помнил подробностей, зато мог выделить любую книгу и загрузить в свой разум. Стоило лишь надеть наручи, и содержание мгновенно всплывало в голове.

Без медной метапамяти Сэйзед чувствовал себя тревожно. Горестно качая головой, он вернулся к платформе. Марш двигался очень быстро: все инквизиторы обладали способностями рожденных туманом. Как он эти силы получил и как смог выжить, если штыри проходили прямо через мозг, оставалось загадкой, раскрывать которую Марш явно не собирался.

Сэйзед крикнул, показал и бросил свой мешок – притянутый алломантической силой, тот скользнул прямо в подставленную руку Марша.

Благодарно кивнув, террисиец шагнул с платформы. Начав падение, он мысленно потянулся к железной метапамяти. Чтобы пополнить запас оловянной метапамяти, Сэйзед на несколько недель становился полуслепым. Излишки зрения сохранялись в оловянном браслете до того дня, когда оно понадобится.

У железа были свои особенности. Оно хранило не зрение, силу, выносливость или воспоминания. Железо хранило вес.

Сейчас Сэйзед не выпускал содержимое железной метапамяти – это бы сделало его тяжелее, – наоборот, начал заполнять ее, отдавая собственную массу. Тело стало практически невесомым, и падение замедлилось.

Ученые из Терриса многое говорили об использовании железной метапамяти. Объясняли, что ее сила меняла не массу человека, а лишь то, как земля на него воздействовала. Падение Сэйзеда замедлилось не потому, что уменьшился вес, оно замедлилось потому, что террисиец стал больше и парил на ветру. На самом деле тело только казалось легким.

Каковы бы ни были настоящие причины, Сэйзед падал не так быстро. Тонкие металлические браслеты на ногах удерживали его в вертикальном положении. Террисиец раскинул руки и слегка изогнулся, позволяя ветру толкать себя. Спуск не походил на падение листа или пера. Не падал Сайзед и подобно камню, а контролировал свое неторопливое движение вниз. Когда террисиец, хлопая одеждами, пролетел мимо Марша, тот проводил его любопытным взглядом.

Приближаясь ко дну кратера, Сэйзед открыл пьютерную метапамять и почерпнул немного силы, чтобы смягчить приземление. Он все же ударился, но, поскольку тело теперь почти ничего не весило, удар вышел совсем слабым – не пришлось даже сгибать колени.

Перестав заполнять железную метапамять, Сайзед отпустил пьютерную и спокойно дождался Марша. Рядом валялось то, что осталось от подъемной клети, еще террисиец с беспокойством заметил сломанные железные кандалы. Похоже, не все посетители Обители приходили сюда по доброй воле.

Когда ко дну приблизился Марш, туман уже сгустился. Сэйзед прожил среди туманов всю жизнь, но впервые чувствовал себя так неуютно. Казалось, туман вот-вот начнет душить. Убьет, как убил, похоже, старого Джеда, бедолагу-фермера, чью смерть расследовал Сэйзед.

Преодолев последние десять футов, Марш приземлился с проворством алломанта. Сэйзед провел достаточно времени рядом с рожденными туманом и всегда восхищался способностями, дарованными алломантией, однако по-настоящему никогда не завидовал. Алломанты умели сражаться, но не могли расширять память, получая доступ к мечтам, надеждам и верованиям, накопленным за тысячи лет. Вылечить человека или научить нищую деревню удобрять почву рожденные туманом тоже были не способны. Внешне менее эффектная, метапамять ферухимиков представлялась куда важнее для общества.

Кроме того, Сэйзед знал несколько ферухимических трюков, которые застали бы врасплох даже самого подготовленного воина.

– Идем. – Марш вручил ему мешок.