Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По всей округе началась новая волна арестов. Фашистам удалось схватить людей из многих групп, связанных с отрядом имени Ленина. Связные привели в партизанский лагерь Михаила Каверина, бывшего военнопленного, члена подпольной группы из Корделевки. Он был одним из немногих, кому удалось вырваться из западни.
Все эти печальные события — аресты, разгром группы Архиповича, гибель многих подпольщиков — случились в конце февраля и начале марта. Тогда, в это же время, всю вторую половину февраля, повязавшись платком до самых глаз, Катя Белая обходила окрестные села и передавала подпольщикам приказ выходить в лес.
Получив это распоряжение, Николай Сидоренко начал готовить людей. Договорились и о дате — 20 февраля. Чтобы не вызывать излишних подозрений, решили: пусть каждый подпольщик подготовится самостоятельно, а потом в условленный час все соберутся в хате Юлии Марьяновны Муржинской.
Удивительным человеком была Юлия Марьяновна. Она вырастила двух сыновей. Старший — Стасик — с детства был тихим, мечтательным и довольно болезненным мальчиком. Младший — Владик — учился неплохо, характер имел веселый, ему ни секунды не сиделось на месте. Перед войной Муржинские жили в селе Самотня. Стасик работал в конторе колхоза, а Владик — пионервожатым в школе. За несколько месяцев до начала войны его пригласили на работу в редакцию районной газеты «Соцперебудова» («Социалистическая перестройка»). С приходом немецко-фашистских захватчиков семья осталась без куска хлеба. Не в пример другим жителям села у них не было ни своего сада, ни огорода. Несколько грядок под окном Юлия Марьяновна засеивала цветами.
В ночь на 20 февраля в хате Муржинских собирались подпольщики, Юлия Марьяновна хлопотала, давала советы, встречала гостей, а сама вся светилась счастьем. Вместе с партизанами уходил в лес и ее сын Владик.
Все были в сборе, кроме Владимира Кулибабы. Он что-то задерживался. Парни возбуждены, шутят, дымят махоркой. Всем хорошо. Только Стасик чувствует себя неловко. Он старше Владика, но вот в лес не идет. Не с его хлипким телосложением жить в снегу. Хотя по убежденности, по духу своему он имеет такое же право быть среди них.
— Я выйду, — говорит он, — вдруг Кулибаба в темноте не может отыскать нашу хату, а спрашивать опасно.
Стасик вышел, но через минуту влетел и с порога:
— Бегите! Фашисты окружают дом!
— Много их? — спросил Сидоренко.
— На двух санях едут.
Сидоренко первый подхватился и выбежал в сени. Во тьме протянул руку, чтобы открыть дверь, но она, как по мановению волшебной палочки, сама распахнулась перед ним. Николай поднял обрез. И тут же в темно-синем проеме двери увидал черную тень полицая. Почти одновременно громыхнули два выстрела. Николаю обожгло висок, закружилась голова.
Он отпрянул и очутился в комнате. Схватился за висок и вытащил впившуюся в кожу щепку, отколотую, вероятно, пулей полицейского.
— Выходите и через соседнюю усадьбу — к роще. Я придержу их.
Сидоренко осторожно вышел на крыльцо. Товарищи по одному бросились на огород, через межу — на соседскую делянку. А Николай тем временем отстреливался, не позволяя карателям окружить хату. Пропустив всех, он стал отступать.
Юлию Марьяновну и Стасика, которые не собирались уходить в лес, фашисты арестовали и раздетых по морозу пешком погнали в Калиновку, откуда затем перевели в Винницкую тюрьму. Там немцы глумились над Стасиком и на глазах у матери замучили его.
Юлия Марьяновна на всю тюрьму выкрикивала все, что знала об итогах Сталинградской битвы. Кстати, это было новостью не только для предателей-полицаев, но и для многих рядовых немцев. О Сталинграде они знали, но об истинных размерах своих потерь, о сдавшихся в плен, а тем более генералах, слышали впервые. Юлия Марьяновна даже во время казни плевала в лицо палачам, смеялась над ними. Сила духа этой женщины потрясала всех, кто видел ее в эти последние дни ее жизни.
Кончался февраль. Отряд жил в напряженном ожидании. Партизаны отсиживались в землянке, бродили по лесу в поисках прошлогодней калины, чтобы как-то заморить голод, но из лагеря никто не отлучался. Все ожидали Мессароша. Он уже дважды передавал через Катю Белую, что вот-вот будет сам в лесу, и до своего прихода категорически запретил бойцам проводить операции. «Мы еще не готовы, — передавал он через связных, — и один неосторожный шаг может погубить все. Кто этот шаг сделает — предаст общее дело».
Через несколько дней после выхода в лес группы Сидоренко несколько партизан, в том числе Владик Муржинский и Коцюбинский Андрей (Малой), решили наведаться в село Самотню.
Хата Муржинских стояла опустошенная, с выбитыми окнами и дверьми настежь. Лучше бы Владику не смотреть на все это, лучше бы не видеть наметы ржавого снега под печью, на голой сетке маминой койки. В соседней хате, куда они постучались, женщина, не зажигая света, испуганным шепотом рассказала, что забирают всех, кто в родстве с партизанами. Достаточно опознать партизана — и смертный приговор его семье готов. Получалось, что партизану даже мертвому нельзя было попадать в руки к фашистам.
Что и говорить, гитлеровцы действовали согласно наставлениям своего фюрера. Когда на совещании в ставке Гитлера обсуждался проект наставления по борьбе с партизанами, он высказался довольно откровенно:
«Что, например, делать, если те свиньи (вот как партизаны сидели у него в печенках!) забаррикадировались в хате, а в хате и бабы и дети? Можно поджечь хату или нельзя? Если подожжешь, сгорят и невиновные. В таких случаях вопросов не может быть: надо поджигать».
Владик вместе с Андреем зашли по дороге в Куравское отделение бывшего совхоза. Управляющего не застали. Забрали у него пару серых в яблоках коней, запряженных в легкие санки. На них и возвратились в отряд.
Вскоре пришел в лес и принял командование отрядом В. Н. Мессарош. Вячеслав Николаевич предлагал создать прежде всего надежную систему снабжения отряда, усовершенствовать связь, организовать базу, необходимую для приема новых людей в отряд.
— Иначе воевать нельзя, — говорил он партизанам. — А как придет весна, зазеленеет лес — под каждым кустиком будет наш дом. Тогда и начнем добывать оружие, действовать, искать контакты с фронтом или каким-то подпольным центром.
Волынец, который все время вел разведку, следил за деятельностью фашистских гарнизонов в селах и имел там надежных людей, несколько раз предлагал организовать диверсию в том или ином селе,