– Та, та, конечно, он есть в доме пастор, там уже приехал офицер полиции из район, расспрашивать свидетель. Если вы узнаете этот человек, это будет отчень хорошо.

Хозяин указал дамам дорогу к дому пастора. Пастор встретил их на пороге и представился. Узнав, что они из Петербурга, он обрадовался и сказал, что учился в свое время в Ленинградском университете. Понимая, что им не до разговоров, он проводил их в полутемный сарайчик, где на длинном столе, покрытом клеенкой, лежал труп неизвестного. Алка собралась с духом и приподняла покрывавшую труп простыню. Надежда с ужасом ожидала слез и воплей, но Алка осталась спокойной. Надежде сбоку были видны только пять царапин на лице покойника. Царапины были очень глубокие, покрытые засохшей кровью. Пастор, наблюдавший за Алкой, вздохнул с облегчением:

– Слава создателю, вы не узнали в погибшем близкого человека. Смерть – это всегда ужасно, особенно безвременная смерть, но когда она входит в ваш дом… Но опознать этого человека никому не удалось. Посторонних в наших краях мало, были тут недавно археологи из Петербурга, ваши коллеги, но они быстро уехали.

Пастор сказал, что полицейский из района ушел поговорить с жителями деревни, и вызвался показать приезжим замок. Пройдя всю деревню, они миновали небольшое старинное кладбище, затененное вековыми липами, и подошли к замковым стенам. Искать ворота не пришлось – в стенах оказались такие обширные проломы, что в них можно было не только войти, но и въехать на экипаже или на грузовике – кому что больше нравится.

Двор замка был выложен выщербленными каменными плитами с пробивающейся между ними травой. Посредине находился пересох-ший колодец, по одну сторону возвышалась хорошо сохранившаяся сторожевая башня – именно ее силуэт увидели путешественницы накануне вечером, подходя к деревне, по бокам к ней примыкали невысокие полуразрушенные каменные строения, а напротив башни стояла темная громада средневековой церкви. Перехватив взгляд Надежды, пастор грустно произнес:

– К сожалению, у нас нет средств, чтобы отремонтировать и привести в достойный вид замковую церковь. Если бы мы смогли это сделать, епископ освятил бы ее заново.

– Что значит – заново?

– Когда-то это была прекрасная церковь с большим богатым приходом… Но страшные трагические события привели к тому, что церковь эту стали считать… нечистым местом, она пришла в запустение, и, только заново освятив ее, можно было бы вновь восстановить в ней служение Господу.

– Что за трагические события? – не отставала от пастора настырная Надежда, но пастор явно уклонялся от развития этой темы. Сославшись на ожидающие его крестины, он извинился перед дамами, посоветовал им не задерживаться в замке до позднего часа и вернулся в деревню.

– Ну, с чего начнем? – спросила Надежда, доставая заветную фотографию.

– Надя, – Алка была очень серьезна, – ты только не волнуйся, но я должна сказать тебе ужасную вещь.

– Неужели ты опять хочешь есть? – простонала Надежда.

– При чем тут еда? – возмутилась Алка. – И потом, если я действительно захочу есть, то что тут ужасного? Я просто хотела тебе сказать, что тот покойник – Герберт.

– Что? – У Надежды от неожиданности подвернулся каблук, и она чуть не грохнулась на землю. – И ты так спокойно об этом говоришь?

– А что же мне – волосы на себе рвать, что ли? Он мне ни сват, ни брат!

– Конечно, просто я удивляюсь твоей выдержке и самообладанию. Кстати, как ты его узнала, ведь у него вся рожа исполосована, ты уверена?

– Уверена, я с того боку смотрела, где царапин нет, это точно он. Я просто так обрадовалась, что это не Петюнчик, что на всех остальных мне стало глубоко наплевать.

– Кошмар какой! И кто же его убил?

– Неужели Тимофеев?

– Ты с ума сошла! Он же не уголовник какой-нибудь! Скорее всего, сообщники, Библию не поделили.

– Ты считаешь, они ее нашли, пристукнули конкурента и смылись? А где же в таком случае мой Тимофеев?

– Не делай скоропалительных выводов, будем искать! Так с чего начнем – с башни или с церкви?

– Давай с башни, – Алка зябко передернула плечами, покосившись на мрачное здание церкви. – Башня выглядит как-то более жизнерадостно. Кроме того, сверху мы сможем все как следует разглядеть.

Они вошли внутрь и начали восхождение по винтовой лестнице. После двадцатой ступеньки Алка начала ныть:

– Эх, зря я башню выбрала, в церкви хоть карабкаться никуда не нужно. Да, Надя, пожалуй, ты права, мучного надо поменьше… Господи, ну когда же мы доверху доберемся!

– Подожди, подожди, это мы еще только на первый ярус поднимаемся!

– Первый? Я уж думала, что скоро конец, а всего их сколько, ярусов этих?

– По-моему, четыре, а возможно, что и пять. Но насчет мучного – совершенно с тобой согласна.

Наконец они вскарабкались на первый ярус башни – деревянный круглый настил, со всех сторон окруженный узкими окнами-бойницами. Надежда в волнении сравнивала каждое окно с фотографией… Но ни одно не подходило.

– Пошли дальше, – безжалостно скомандовала она.

– Ну, хоть капельку передохнуть! – взмолилась несчастная запыхавшаяся Алка.

– Некогда отдыхать, нам еще надо столько осмотреть! Ты же не хочешь здесь сидеть до темноты?

– Нет, нет, что ты! – упоминание о темноте в этом мрачном месте вдохнуло в Алку новые силы, и она устремилась наверх.

На втором ярусе все было точно так же, разве что у Алки осталось меньше сил, и она больше не жаловалась на судьбу, а только тяжело вздыхала. На третьем ярусе Надежда вынуждена была проявить милосердие и дала Алке пять минут посидеть на невесть откуда взявшемся там допотопном трехногом табурете.

Четвертый ярус, к счастью, оказался последним. Ничего интересного на нем не нашли, окна к фотографии никак не подходили, но вид из этих окон был потрясающий. Видно было далеко-далеко: в одну сторону – замковый двор, казавшийся отсюда крошечным, средневековый колодец посредине был не больше давно вышедшей из обихода чернильницы-непроливайки; дальше виднелись аккуратные домики деревни с яркими черепичными крышами и гнездами аистов. С другой стороны, насколько хватало глаз, все было в ровных прямоугольниках полей, обрамленных рядами деревьев лесозащиты. То же самое – с третьей стороны. Четвертая сторона башни смотрела на светлую березовую рощу, а за этой рощей виднелся небольшой обособленный хутор с большим, хоть и старым домом, окруженным многочисленными дворовыми постройками. Во дворе этого хутора виднелась крошечная фигурка, кажется, женская. Надежда пожалела, что не взяла с собой сегодня бинокля, но потом подумала, что ей, в общем-то, нет дела до обитателей этого хутора. Алка, осознав, что больше по лестнице подниматься не придется, пришла в прекрасное расположение духа и рвалась к новым подвигам.

Спуск, разумеется, отнимал меньше сил, но на темной крутой лестнице требовал большей осторожности. Между вторым и третьим ярусами Надежда почувствовала, как в туфлю ей попал камешек. Она остановилась на лестнице, взявшись одной рукой за перила, и сняла туфлю. При этом она наклонилась и увидела, что следующая ступенька, на которую она собиралась наступить, была перепилена. Распил был свежий, на старом темном дереве отчетливо виднелись опилки. Надежда похолодела. Если бы она не остановилась и пошла бы дальше, она полетела бы вниз и обязательно сломала шею… Она показала Алке опасную ступеньку и осторожно ее перешагнула. Алка тоже перепугалась не на шутку. С трудом преодолев опасное место, они выбрались на площадку второго яруса и остановились там, чтобы отдохнуть и успокоиться.