Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну почему я такая неженственная, – думала она. – Ну почему есть женщины как женщины? Кокетливые, игривые, губки надуют, ресницами помашут, «да, дорогой», «нет, дорогой», «вот ту красненькую с автоматической коробкой передач». Тьфу! А я все делаю сама. Стремлюсь все контролировать, не считаю слабость достоинством! Почему?»
Она снова выпятила челюсть вперед и защелкала зубами. Евгения, которая органично чувствовала себя в деловых серых костюмах и черных туфлях, как-то пыталась поменять гардероб. В мини-юбке в клеточку, в золотых босоножках на шпильках, с волосами, выкрашенными в платиновый цвет, она чувствовала себя то ли участницей маскарада, то ли волком в овечьей шкуре.
При этом все портили настороженные, умные, внимательные глаза и кривая полуулыбка. Одежда помогала, только пока мужчина смотрел на Евгению со спины. Почему-то, посмотрев ей в глаза, ее начинали бояться.
Евгения знала, что на работе ее опасаются. Эти сжатые в ее присутствии плечи, эти опущенные глаза, эта шаркающая походка. Она давно отчаялась найти себе мужчину. Смотрела в испуганные и затравленные глаза, и возникало желание вцепиться в глотку этим трясущимся существам, которые позорили своей трусостью звание мужчин. Причем тряслись и подчиненные, и те, на кого Евгения обрушивалась с проверкой.
В Петре она не увидела ни страха, ни стремления подлизываться. Желание действовать ударно и нестандартно заставило сделать ее предложение Петру.
Не получилось.
Но почему-то у Евгении не было ощущения проигрыша. Она посмотрела на платье, на котором больше не было пуговиц, потерла шею в засосах и улыбнулась. Торчащая челюсть при этом автоматически спряталась. Телефон Евгении пискнул, доставив сообщение, она подошла, взяла его со стола, раскрыла, прочитала.
«Только ноги».
Еще и отправлено из Интернета.
– Кто-то ошибся, – решила Евгения. – Адресатом. При чем здесь ноги? Только. Ноги. А руки и голова?
Она отложила телефон и принялась чистить чеснок.
Марина и Дима примеряли, примеряли и примеряли. Платья, юбки, топы, джемпера, шортики и брючки. Кое-что Марине понравилось. В частности, трикотажное платье до пят на тоненьких бретельках, мягко охватывающее фигуру.
– Бомба, – кивнул Дима. – Очень красиво.
Хлопок был уютным, теплым и каким-то очень комфортным. Марина вообще любила натуральные ткани.
– Купим, будешь ходить дома, – сказал Дима. – Редко тебе что-то идет так, как это платье. Оно просто-таки создано для тебя.
Потом Дима включил лампу и осмотрел примерочную. Ничего. Ни малейших следов крови.
– Давай отнесем на кассу, – сказал Дима, кивнув на платье, – и пойдем изучать следующую кабинку.
Но следующая кабинка была занята двумя подругами.
– Маша, – доносился через тканевую перегородку басовитый голос, – Маша, с твоими ногами такую юбку носить нельзя. Ты на себя посмотри. У тебя же жир на коленях болтается.
В ответ раздалось возмущенное бормотание.
– Кто тебе правду скажет, как не я, твоя лучшая подруга, – продолжал басок, – я же не виновата, что жир у тебя и правда болтается, это ж объективная реальность.
Бормотание приобрело визгливые нотки.
– И попа у тебя отвисшая, – продолжал басок злорадно. – А туда же, хочешь мини-юбку купить.
Ответную реплику разобрать было нельзя, но она явно имела депрессивный оттенок.
– Купи свободные брюки и тунику, это скроет жир, – резюмировал басок. – А это все, что хотела купить, повесь назад. Послушай меня, свою лучшую подругу. Такое мини можно носить мне, а тебе нужно избавиться от иллюзий и нездорового оптимизма.
В примерочной послышалось пыхтение и возня. Несколько минут спустя они вышли – толстенькая невысокая брюнетка с ножками в виде буквы «икс» и высокая худощавая блондинка.
– Объективность прежде всего, – сказала брюнетка баском, передвигая ножки и слегка косолапя, – такие, как я, просто созданы для мини. Но если тебе мини никак... то не надо впадать в отчаяние! Джинсы просто-таки созданы для девушек с жирными ножками.
И она выразительно покосилась на свою худощавую подругу. Та грустно кивнула. Пончик торжествующе повел подругу к полке с джинсами.
– Уверенность в себе, – сказала Марина, – позволяет убедить окружающих в том, что белое – это черное, и наоборот.
– Наполеон, – улыбнулся Дима.
Они зашли в освободившуюся примерочную. Дима повесил на вешалку плечики с вещами. Марина набрала номер Вероники.
«Мой френд Alexander играет в игру, которую я не поощряю, – писала Стекл_offa, – он пытается всем доказать, что любую девушку можно взять измором. Посмотрите его блог – он каждый день ходит за девушкой, незаметно ее фотографирует, изображает смертельно влюбленного юношу и уверен, что она в конце концов сдастся».
Ощущая биение сердца, Ира переключилась на страницу Александра, закрыла глаза и вновь открыла. Там было множество ее фотографий.
«Пока ломается, – было написано под верхней фоткой, – но от меня не уйдешь»
Сердце Иры забилось как сумасшедшее. Рука непроизвольно сжала чашку. Ощущать себя объектом жестокого эксперимента было очень неприятно.
«Она делает вид, что ей все равно, – гласила надпись под еще одной фотографией, – но это только так кажется».
На следующей фотографии была спина Иры и подпись: «Не бывает неприступных крепостей».
Она оставила комментарий: «Бывают», – и залпом допила кофе.
От него слегка пахло табаком. На вкус он был терпким и кололся щетиной. Вероника закрыла глаза, чтобы не видеть голубых глаз, просвечивающих ее насквозь.
– Мммммм, – сказал он, на секунду оторвался от нее, вдохнул воздуха и вновь впился в ее губы.
– И джинсы на голое тело? Это прекрасно. Ты больше не носишь ничего лишнего? – сказал он.
Джинсы упали на пол. Гладкая поверхность стиральной машины приятно холодила филейную часть Вероники.
– Как сладко, – сказала она.
– Смелость вознаграждается, – сказал он. – Как ты себя чувствуешь?
– Отлично. Как человек, который снял скафандр на третьей планете от Солнца. Боялся, что задохнется. А оказалось, там давно цветут сады.
Он стянул с себя куртку, потом футболку, оставшись с голым торсом. На левом плече у него была большая татуировка. Вероника чувствовала, как перераспределяется у нее в организме кровь, как стучит в груди сердце и становится трудно дышать. Телефон, лежащий на полочке среди косметики, которая отныне Веронике не нужна, зазвенел и запрыгал.
– Ответь, – сказал он. – Это важно.
Вероника подчинилась, ощущая, что подчиняется автоматически, не раздумывая, как будто он был истиной в последней инстанции.