— Конечно, плывун может быть опасен, — признала она, — но если мы не свернем с тропы, то и не попадем на него.

И все же Мигель вздохнул с облегчением, когда Дасти вывела «виллис» из воды, доходившей до днища джипа. Постепенно он пришел в себя и расслабился настолько, что лишь посмеялся над собой, когда тропа вновь пересекла поток.

— Могу понять, почему индейцы выбрали это место для поселения, — откликнулся он, когда Дасти показала ему остатки индейских строений, видневшиеся в нишах утесов.

— Им приходилось пользоваться лестницами, чтобы спускаться на свои фермы на дне каньона, — рассказывала Дасти, — а женщины отвечали за подъем воды наверх.

Мигель ухмыльнулся:

— Первые феминистки?

Дасти продолжила с улыбкой:

— Индейцы жили общиной. Каждый работал и получал свою долю продуктов. Прямая противоположность тому, что происходило в то время в средневековой Европе: лорды и леди, живущие за счет голодающих крепостных.

— Никогда не думал, что... — Мигель замолчат.

Дасти внезапно затормозила и выпрыгнула из джипа. Последовав за ней, он увидел ее стоящей у кострища, окруженного пустыми пивными банками и окурками сигарет. Ее лицо покраснело от ярости.

— В чем дело? — спросил он.

— Главный закон туриста — уносить все, что приносишь с собой! — воскликнула она. — Даже туалетную бумагу. Это омерзительно!

Она пошла к джипу, вернулась с мешком, и они собрали весь мусор. Дасти рассмотрела один окурок. Мигель заглянул через ее плечо.

— Это самокрутка, — объяснила она. — Видишь, как перекручен конец? И нет фирмы. Отец редко курит, но когда курит, сам свертывает свои сигареты. — Задумавшись, она посмотрела вверх по каньону.

— Он стал бы сорить?

— Нет — в обычных условиях. Это только догадка, но он мог оставить окурок специально. Он знает, что я остановилась бы и собрала мусор. — Бросив окурок в мешок, она выпрямилась. — Пошли.

Мигель достал небольшой холодильник с их ланчем с заднего сиденья, и они поели сандвичей, пока она вела машину дальше. Время от времени они останавливались, чтобы подобрать пивные банки, которые, видимо, были выброшены из двигавшегося грузовика.

Не все путешественники по глухим местам старались не оставлять следов своего пребывания, и, наверное, потому те, кто ехал в этом грузовике, не считали, что разбрасываемый ими мусор может помочь кому-то обнаружить их. К тому же одна-другая пивная банка не говорила об их преступных намерениях.

— Попробуем этот боковой каньон, — предложила она чуть позже.

— Почему ты выбрала именно его? Он ничем не отличается от тех, что мы проехали раньше.

— Не знаю, — призналась она, — и не буду знать, пока мы не заберемся в него. Но мы проехали больше половины пути, и ручей ответвляется в него. — Она остановила джип и припарковала его в стороне от тропы.

— Где они оставили свою машину? — поинтересовался Мигель, когда они доставали рюкзаки.

— Вероятно, они встречаются в условленные дни с кем-то, кто забирает находки и привозит провизию. — Она проследила за взглядом Мигеля и посмотрела на «виллис». — Ты прав, — она даже покраснела. — Нужно спрятать его выше по тропе.

Они прошагали уже несколько миль, и вдруг Дасти вскрикнула, показывая на возвышавшийся над ними утес:

— Видишь эту ровную стену? Смотри на наскальный рисунок. Горбун с трубкой — это Кокопелли, бог плодородия. Его можно видеть повсюду, где жили индейцы анасази. Индейцы навахо называли его Разбрызгивателем воды. Отец говаривал, что Кокопелли указывает путь к руинам построек выше по утесу, укрытым деревьями и кустами, и считал, что до него там никто не бывал.

— А он как нашел их?

— Взбираясь на скалы. — Дасти ускорила шаг. — Высматривай такие же рисунки. По словам отца, Кокопелли служил указательным столбом.

Мигель уже чувствовал себя таким же горбуном, как и Кокопелли, но, полный решимости показать Дасти, что готов к ее образу жизни, продолжал вышагивать, хотя лямки рюкзака натерли ему плечи. Дасти бодро шагала впереди, слегка наклонившись и неся рюкзак так, словно он был наполнен папиросной бумагой. Он молча поздравил себя с тем, что не предложил нести все тяжелые предметы. Она не оценила бы такой жест, а он в данную минуту считал себя неспособным взвалить на себя хотя бы лишнюю пару носков. Лишь усилием воли передвигая ноги и вперившись взглядом в землю перед собой, Мигель шел, пока не натолкнулся на Дасти, объявившую привал. В ее глазах заиграли огоньки, когда он, моментально отстегнув свой рюкзак, сбросил его и обессиленно опустился на землю. Она же, не снимая рюкзака, выбрала камень, присела и отстегнула флягу.

— Пей, — велела она ему. После него и сама отхлебнула из фляги. — Не борись с весом рюкзака, — посоветовала Дасти и помогла ему взвалить рюкзак на спину. — Согнись под ним и вообрази себя гориллой. Наклонись вперед и шагай в ровном ритме. Скоро привыкнешь. — Она проверила лямки и показала ему, как регулировать их.

Мигель забарабанил себя в грудь и с надеждой в голосе проговорил:

— Я — Тарзан, ты — Джейн?

— Позже, детка, — пообещала она с улыбкой и зашагала дальше.

Приободрившись, он последовал за ней. В новом положении рюкзак уже не тер ему спину и плечи.

— Заметила окурки на тропе? — спросил он.

Дасти кивнула:

— Не хочется оставлять их, но если наклоняться за ними с рюкзаком на спине, мы будем идти еще медленнее и только измочалим себя. Кстати, пойдем быстрее. Здесь солнце садится раньше, и надо еще до темноты раскинуть лагерь.

— Как далеко еще до руин?

— Точно не знаю. Если мы правильно выбрали тропу, то у нас уйдет, по прикидкам отца, дня два.

Они шагали еще два часа. По совету Дасти Мигель старался сосредоточиться на последовательном выдвижении одной ноги перед другой, но, поддаваясь очарованию окрестностей, продолжал поглядывать на коршунов и воронов, парящих в небе. Дасти и Мигель часто вспугивали зайцев, бурундуков и белок. Один раз набрели на стадо горных козлов, пасшихся у каменной осыпи. Даже Дасти остановилась полюбоваться редкими животными.

Они миновали еще одно кострище, замусоренное вокруг окурками, упаковкой от продуктов и пивными банками. На этот раз они нашли пустую банку из-под любимого Джеком табака, но Дасти отказывалась признать ее неопровержимым доказательством того, что они идут по верному следу. Мигель же посчитал банку достаточным основанием для вызова патруля Парковой службы, но промолчал. Он согласился на ее лидирующее положение в экспедиции, а она не давала ему оснований сомневаться в ее способностях. Даже чувствуя, что его согласие может сказаться на их совместном будущем, он решил не изменять ему, разве что она безрассудно попытается вызволить своего отца. Тогда он забросит подальше рюкзак и унесет ее на руках, если понадобится.