– У него квартира есть. Своя. Всё проще будет, – говорит мама.

– Мне точно будет проще, не важно в чьей, только бы не в вашей квартире, – бормочет себе под нос Настя.

– Что ты там шипишь? – спрашивает мама.

– Ничего, мама, ничего. Радуюсь, что у моего будущего мужа своя квартира. Это прекрасно, особенно если учесть тот факт, что у меня своей нет. Ни квартиры. Ни дома.

– Чем тебе родительский дом не угодил?! – взрывается мама, хотя прекрасно понимает, что Настя имеет в виду. Дедушка и бабушка хотели, чтобы тот, проданный дом остался Насте. Но разве имеет значение желание покойников, не оставивших завещания, когда у мамы и папы нет денег. Правда, их и после продажи дома нет. Куда-то делись. Инфляция. Настя давно перестала считать нули то в резко обесцененных рублях, то во вновь появившихся, похожих на разноцветную туалетную бумагу купонах, а теперь вот и вовсе в гривнах.

– Мне всем угодил родительский дом. Особенно тем, что здесь тепло, есть туалет и ванная с горячей водой. И даже своя комната со своей койкой. А то, что в родительском доме тебе не доверяют и даже звонят на работу уточнить, кто сегодня дежурит в оперблоке, это уже дело десятое, не так ли?

– Ты очень жестокая, Настя! Ты и маленькая была жестокая, и позже, и теперь! – Мама плачет.

– Да-да, я знаю. И мне никого не жаль. Даже себя. Поэтому скоро родительский дом будет избавлен от моей жестокости, потому что я перееду к будущему мужу в его собственную квартиру.

– До свадьбы?! – ахает мама.

– Мама, не смеши. Во-первых, я блядь, как тебе, и только тебе, известно. Больше никому. Поэтому странно слышать, как именно ты, а не другие, ахаешь. Во-вторых, я прекрасно знаю, что ты с папой целый год жила в комнате какой-то коммуны у его друзей, потому что якобы дедушка не отдавал твой паспорт и вы не могли зарегистрировать брак. Понятия не имею, что тебе не давало жить в родительском доме? Он был куда больше нашей квартиры.

– Что ты сравниваешь? – надрывно кричит мать. И снова плачет, потому что не знает, что кричать дальше.

– Я не сравниваю, мама. Я, как любит выражаться папа, констатирую сухие факты. Так что прости, «за» ты, или «против», или это просто очередная вкусная тема для десертного скандала, я ухожу к Игорю в его собственную квартиру, купленную ему его мамой на деньги, заработанные его папой. Тем более, мне уже свадебное платье купили. Дурацкое. Белое. С фатой.

– Родную мать ты не попросила помочь тебе выбрать свадебное платье, – трагично укоряет Настю мама, промокая уголки глаз кухонным полотенцем.

«Скорбная отверженная мать. Ещё одна любимая роль в том же амплуа. Королева Лир. Господи, как это всё надоело! За Игоря или за чёрта лысого – уже всё равно, лишь бы отсюда поскорее. – Настя сдерживает желание заорать матери в лицо. Настя устала. Ночь была не из лёгких. Но на этой кухне даже чаю спокойно не попьёшь. – Уж лучше вода из крана в покое, чем мамин правильно заваренный чай с арсеналом варенья под такое вот сопровождение. Но надо сдерживаться. Надо уметь держать себя в руках!»

– Не попросила, мам, ты уж извини. Я и Надьку не просила. Я вообще свадебного платья не хотела, потому что не хотела, да и денег у меня нет. И у самого Игоря не очень. Но Надька заявила, что у неё единственный сын, на свадьбу приедет вся родня, и ей не хочется ударить в грязь лицом. За мой счёт. Что правда, платье она купила за свой счёт. А у тебя, как и у меня, тоже особо денег на платье нет. Так что без обид. Нас обеих не просили помогать выбрать мне свадебное платье.

У мамы пересыхают слёзы, и она со злостью принимается обсуждать новую вкусную тему. «Богема» с её бриллиантами далеко. Уже давно родственники не ездят друг к другу в гости и не собираются каждое лето хоть ненадолго в доме бабушки-шофёра за струганым тяжёлым столом из цельной сосновой доски. Потому что они теперь друг другу не родственники, а иностранцы. Дети выросли. Взрослые постарели. Жизнь сложнее и скучнее посиделок за вечерним иван-чаем под засушенными пучками зверобоя. Но, чтобы стало веселее, всегда можно найти того, кому незаслуженно лучше где-нибудь рядом. Не за границами стран и времён.

– Вот ведь, приехали из глухой деревни с одним чемоданом на двоих. Ни кожи ни рожи, ни высшего образования не было, а живут в сто раз лучше нас. Вот что значит мужик! Одна я себе урода нашла! – Мама присаживается на любимую тему и забывает на время о Насте. Пользуясь тем, что родители в миллионный раз отбивают степ на костях давно похороненной любви и более-менее вменяемых супружеских отношений, она тихонько проскальзывает в свою комнату.

«Почему они не развелись? Ах, ну да. Из-за меня. «У нас же ребёнок!» Жеребёнок. – Настя хихикает про себя. – Но теперь-то чего не разводятся, когда я уже, можно сказать, давно кобыла? Если уже не лошадь…» – грустно додумывает она и быстро засыпает. Потому что три операции за ночь в ургентном[54]оперблоке «травмы» – это гораздо утомительнее любого самого толстого и проворного хера.

У Игоря, кстати, и там не отлично. Вполне симпатично неотличимо, и он даже может постараться, но то ли размер действительно имеет значение, то ли значения не имеет сам Игорь. Но платье, туфли и кольца куплены, и Настя какого-то хера делает в этой украинской деревушке где-то на границе Винницкой и Хмельницкой областей. Что она тут делает? Собирает с бабой Марусей белые грибы. Это конкретно сейчас. А что она вообще тут делает? Знакомится с роднёй? Родня тут мама не горюй, что называется. Совсем не похожа родня Игоря на некогда многочисленную, нынче же большей частью умершую или оказавшуюся за границей с двумя таможенными рейдами – с этой и с той, прежде такой обоюдорусской стороны, Настину семью, полную когда-то аристократов духа, учёных-физиков, филологов и геологов. Семью, где даже шофёр Марбумкомбината пишет картины маслом, а сибирский лесник поёт арию Мефистофеля не хуже Шаляпина.

Папа-инженер – «голодранец» каждый год везёт бабушке-шофёру коробки с маленькими тюбиками цветного масла, которые он покупает «с отпускных» в магазине «Учебные пособия» на улице Карла Маркса, и мама снова и снова ругается с ним, что деньгам есть лучшее применение, например Насте ботинки купить. Насте совсем не нужны ботинки, особенно такие страшные, как стоят на полках в «Детском мире» недалеко от Оперного. Потому что прямого поезда от её города до Казани нет, и они с папой обязательно поедут через Москву. Где дня два погостят в Кунцево, и брат черноморской бабушки обязательно поведёт её в огромный ГУМ или в так же, как и в родном городе называемый, но вовсе не такой «Детский мир», который не так уж и далеко от Большого, где они с ним будут стоять в длиннющей очереди и обязательно купят и красивые ботинки, и даже школьную форму на следующий год, и много всего другого. Брат черноморской бабушки за время длиннющей очереди много раз даёт Насте мелочь на вкусное мороженое.

В Настином городе такого мороженого нет. Нет-нет, там есть другое мороженое, тоже очень вкусное. Например, крем-брюле в кафе на улице Ленина или «Ленинградский» пломбир за двадцать восемь копеек, который Настя всегда покупает, когда ходит за хлебом в булочную на Советской Армии, в ту, что напротив гастронома «Темп». Сперва Настя обязательно идёт в гастроном «Темп», где покупает килограммовый коричневый бумажный пакет сахара. Все, когда идут за хлебом в булочную, всегда заходят в «Темп» и покупают килограммовый коричневый бумажный пакет сахара. Потому что сахар продают по килограмму в одни руки, а его к лету надо накопить немало, этого сахара, – по килограмму в коричневом бумажном пакете. Потому что летом мама «открывает консервную фабрику». Она «крутит» клубнику – «пятиминутку» в литровые бутыли. «Крутит» компот из клубники в трёхлитровые бутыли. Жёлтую черешню «от ацетона», компот из розовой черешни, компот из красной черешни, компот из чёрной черешни. Компот из абрикосов. Варенье из абрикосов. «Пятиминутка» из абрикосов. Компот из вишни. Варенье из вишни, вкусное уже сейчас пенками, которые снимают с вздуваемой большими редкими пузырями поверхности медного таза. Варенье из айвы, которое мама варит во много раз больше, чем клубнику, черешню, вишню и абрикосы. Потому что варенье из айвы у мамы похоже на цукаты с торта, и мама разрешает съедать всё прямо из таза. С чаем. За похвалы. Когда мама варит варенье из айвы, она становится очень добрая. Настя и папа хвалят её за любое варенье, но другим похвалам мама так не радуется. Наверное, потому что варенье из айвы у мамы по-настоящему, по-честному самое хвалебное. Жаль, что она не варит варенье из айвы круглый год. Когда мама варит персиковое варенье, она становится очень злая. Потому что у неё не получается, как у бабушки. А варенье из крыжовника мама уже не варит никогда. Потому что с ним надо «возиться». И всё равно «так» не получится. Мама несколько раз «возилась», и тогда Настя сидела в своей комнате как мышь. Теперь мама даже и не берётся, потому что, чтобы варить такое сложное варенье из крыжовника, надо «быть такой, как мама» – говорит Настина мама о черноморской бабушке.