Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Король сидел в высоком кресле, положив руки на подлокотники и опустив голову на грудь. При звуке шагов вновь прибывших Карл IX поднял голову, и Генрих заметил крупные капли пота, выступившие у него на лбу.
– Добрый вечер, Анрио! – резко произнес молодой король. – Ла Шатр, оставьте нас!
Капитан вышел.
С минуту продолжалось мрачное молчание.
Генрих тревожно оглядел комнату и убедился, что он остался наедине с королем.
Вдруг Карл IX поднялся с кресла.
– Черт подери, Анрио! Вы рады, что вы сейчас со мной? – резким движением головы откидывая белокурые волосы и вытирая лоб, спросил он.
– Конечно, государь, – отвечал король Наваррский, – я всегда счастлив быть с вашим величеством.
– Лучше быть здесь, чем там, а? – заметил Карл IX, не столько отвечая на любезность зятя, сколько следуя течению своей мысли.
– Государь, я не понимаю... – начал король Наваррский.
– Взгляните – и поймете!
Король подбежал, вернее – подскочил к окну. Подтащив к себе своего перепуганного зятя, он указал ему на жуткие силуэты палачей на палубе какой-то барки, где они резали или топили свои жертвы, которых к ним приводили ежеминутно.
– Скажите же, ради Бога, что происходит? – спросил мертвенно-бледный Генрих.
– Меня избавляют от гугенотов, – ответил Карл IX. – Видите вон там, над Бурбонским дворцом, дым и пламя? Это дым и пламя пожара в доме адмирала. Видите труп, который добрые католики волокут на разодранном матраце? Это труп зятя адмирала, труп вашего друга Телиньи.
– Что это значит?! – воскликнул король Наваррский, тщетно ища у себя на боку рукоятку кинжала и содрогаясь от стыда и гнева, ибо он чувствовал в словах Карла издевательство и угрозу одновременно.
– Это значит, что я не желаю, чтобы меня окружали гугеноты! – закричал Карл IX, внезапно придя в ярость и страшно побледнев. – Теперь вам понятно, Генрих? Разве я не король? Не властелин?
– Но, ваше величество...
– Мое величество избивает и уничтожает сейчас всех некатоликов! Такова моя воля! Вы не католик? – крикнул Карл IX, в котором гнев все время нарастал, как некий чудовищный морской прилив.
– Государь! Вспомните ваши слова: «Мне нет дела до вероисповедания тех, кто верно мне служит!» – сказал Генрих.
– Ха-ха-ха! – залился зловещим смехом Карл. – Ты, Анрио, просишь меня вспомнить мои слова! Verba volant[9], как говорит моя сестричка Марго. Посмотри на тех, – продолжал он, показывая пальцем на город, – разве они плохо служили мне? Разве не были храбры в бою, мудры в совете, неизменно преданы? Все они были хорошими подданными! Но они – гугеноты! А мне нужны только католики.
Генрих молчал.
– Пойми же меня, Анрио! – воскликнул Карл IX.
– Я понял, государь...
– И что же?
– Государь, я не понимаю, почему король Наваррский должен поступить не так, как поступили столько дворян и столько простых людей. Ведь в конце концов все эти несчастные гибнут потому, что им предложили то самое, что вы, ваше величество, предлагаете мне, а они это отвергли так же, как отвергаю я.
Карл схватил молодого короля за руку и остановил на нем свой, обычно тусклый, взгляд, начинавший теперь светиться зверским огнем.
– Ах, так ты воображаешь, что я брал на себя труд предлагать перейти в католичество тем, кого сейчас режут? – спросил Карл.
– Государь, – сказал Генрих, высвобождая руку, – ведь вы умрете в вере своих отцов?
– Да, черт подери! А ты?
– Я тоже, государь, – ответил Генрих.
Карл зарычал от бешенства и дрожащей рукой схватил лежавшую на столе аркебузу. Генрих прижался к стене, пот выступил у него на лбу, как в смертной истоме, но, благодаря своему огромному самообладанию, внешне он был спокоен и следил за всеми движениями страшного монарха, застыв на месте, как птица, завороженная змеей.
Карл IX взвел курок аркебузы и в слепой ярости топнул ногой.
– Принимаешь мессу? – крикнул он, ослепляя Генриха сверканием рокового оружия.
Генрих молчал.
Карл потряс своды Лувра самым ужасным ругательством, какое когда-либо произносилось человеком, и лицо его из бледного сделалось зеленоватым.
– Смерть, месса или Бастилия! – прицеливаясь в короля Наваррского, крикнул он.
– Государь! Неужели вы убьете меня, своего брата? Генрих Наваррский, с его несравненной силой духа, являвшейся одним из его самых лучших душевных качеств, воздержался от прямого ответа на вопрос Карла IX: отрицательный ответ, вне всякого сомнения, повлек бы за собой гибель.
Как это бывает, тотчас же вслед за пароксизмом ярости началась реакция: Карл IX не повторил вопроса, который он только что задал королю Наваррскому; после минутного колебания, когда он только глухо хрипел, он повернулся к открытому окну и прицелился в человека, бежавшего по набережной на противоположном берегу реки.
– Должен же и я кого-нибудь убить! – крикнул Карл IX, бледный как смерть, с налитыми кровью глазами.
Он выстрелил и уложил бежавшего на месте.
Генрих вскрикнул.
Карл IX в страшном возбуждении начал безостановочно перезаряжать свою аркебузу и стрелять, радостно вскрикивая при каждом удачном выстреле.
«Я погиб, – подумал король Наваррский, – как только ему не в кого будет стрелять, он убьет меня».
Вдруг сзади раздался голос:
– Ну как? Свершилось?
Это была Екатерина Медичи, которая вошла неслышно, под гром последнего выстрела.
– Нет, тысяча чертей! – заорал Карл IX, швыряя на пол аркебузу. – Нет! Упрямец не хочет!..
Екатерина не ответила. Она медленно перевела взгляд на Генриха Наваррского, стоявшего так же неподвижно, как одна из фигур на стенном ковре, к которому он прислонился. Потом Екатерина снова посмотрела на Карла, как будто спрашивая взглядом: «Тогда почему же он жив?».
– Он жив... Он жив... – заговорил Карл IX, он прекрасно понял ее взгляд и без колебаний ответил на него:
– Он жив потому, что он мой родственник.
Екатерина усмехнулась.
Генрих заметил ее усмешку и понял, что ему надо бороться прежде всего с Екатериной.
– Сударыня, я отлично понимаю, что все это – дело ваших рук, а не моего шурина Карла, – сказал он, – это вам пришла в голову мысль заманить меня в ловушку; это вы задумали сделать из вашей дочери приманку, чтобы погубить нас всех, и это вы разлучили меня с моей женой, чтобы избавить ее от неприятного зрелища и чтобы она не видела, как меня убьют у нее на глазах...