Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И когда мы это сделаем? – спросил Лагач.
– Так мы сейчас вроде ничем не заняты, – подмигнул Рагоза. – Вечер, конец смены.
– Кто здесь останется?
– Все вместе поедем. Попросим дежурного капрала принимать звонки.
– Ладно, – Лагач вздохнул. – Я на секунду…
– Ты куда? – спросил Рагоза.
– Куда-куда… – буркнул Лагач. – Сейчас… гидравлику стравлю – и поедем.
Машина шла мягко. Здесь недавно положили новый асфальт, да и Лагач оказался классным водителем. Роман сидел рядом с ним, а Рагоза ютился на заднем сиденье.
На перекрестке Лагач улучил момент, приподнялся, поерзал в кресле, чтобы получше усесться, и бухнулся обратно на спинку. Сидевший сзади Рагоза жалобно охнул:
– Да тише ты, слоняра! Все ноги мне отдавил! Не один здесь.
– Не бухти, – отозвался Лагач. – Не я же этих малолитражных недомерков закупил вместо нормальных машин. Если бы автомобили закупили по моей мерке, ты бы сейчас на заднем сиденье мог в футбол играть.
– Я лучше за Романа пересяду, – вздохнул Рагоза. – Блин, не понимаю, как чехи могут делать такие маленькие автомобили, – ворчал он, перебираясь вправо, – они же так любят пиво…
– А в Твердинске экипажи на здоровенных «фордах» разъезжают, – вздохнул Роман, вспомнив свою недавнюю поездку.
Служебные малолитражные «шкоды» были отличными юркими машинками, незаменимыми в центре города, где приходилось разъезжаться в пробках и нырять в тесные проездные подворотни. Но внутренним простором они не отличались, потому и заслужили у экипажей меткую кличку «килькавоз». Говорили также, что нет для преступника худшего наказания, как запихнуть его на заднее сиденье такой машины.
– Включите музыку, братцы, – попросил Рагоза. – Тоскливо едем.
Лагач протянул руку к служебному радио и поискал цивильную волну. Вскоре музыка нашлась.
…Пацаны бежали по полю
Па чужим, халодным снегам
Патаму шта хателась на волю.
Их, лихих, не паймать мусарам!.. —
протяжно заголосил из динамиков прокуренный хриплый голосище.
– Это еще что такое? – изумился Лагач.
– Это радио «Национальный шансон», – объяснил Рагоза. – Ты что, никогда не слышал что ли?
– Бог миловал… – пробормотал Лагач. – А я всегда думал, что национальный шансон – это когда в старых костюмах хороводят с частушками.
– Ну ты темнота, – фыркнул Рагоза. – Частушки – это национальный фольклор. А когда про пацанов – это национальный шансон. Понимать надо.
– Блатняк какой-то, – сказал Лагач.
– Блатняк – это когда дома на гитарах бренчат. А когда по радио – уже шансон.
– А другие отличия есть? – поинтересовался Лагач.
– Ну, я интервью с директором этого самого радио по телевизору видел. Он говорит, что есть.
– Ну и? – спросил Лагач.
– Чего «и»?
– Какие отличия-то?
– Откуда я знаю? Он сказал, что отличия есть. И все.
– Ясно…
– Кстати, о музыке, – оживился Рагоза, – а вы слышали этих… Как же их… – Он замялся с мукой в глазах – ну три девушки там таких, две блондиночки и рыженькая. Они еще поют, – он закатил глаза: – «Оплывая, тает моя любовь! Льдинкой по весене-е-е!»
– Я вроде что-то такое слышал… – сказал Роман. – Только там, мнится мне, не три девушки, а три парня были…
– Какие парни, – отмахнулся Рагоза. – Три девушки.
– Может, ты просто не разглядел? – предположил Лагач. – Сейчас снова в моде унисекс.
– Да нет, ну вы что, – возмутился Рагоза, – нельзя их с хлопцами перепутать. У них ведь такие… – он поднял руки и пошерудил по воображаемым округлостям, давая понять, какие они там.
– О, такие? – Роман покачал головой. – Значит, не слышал, а то б, конечно, запомнил.
– Да ну не мог ты не слышать. Сейчас самый хит. У них еще это. – Рута снова заголосил: – «Блики на воде! Блестки на губах!..»
– Слушай, Рагоза, – оживился Лагач. – Может, тебе на эстраду нужно? У тебя же все данные! Голоса нет, а орешь самозабвенно. Суперзвездой станешь!
– Да ну тебя! – обиделся Рагоза.
– А вот послушайте, что я недавно прочитал. – Роман извернулся в тесноте поудобней. – Выступала в прошлом месяце в одном столичном клубе мальчиковая группа. Их сейчас везде крутят. Тоже название броское, только никак не запомнить… А, да – «Ловелас анлимитед». Там такие четыре мармеладных отрока… Так вот, идет, значит, песня, они по сцене скачут. И тут фонограмма полетела. Ясное дело, наступила тишина. Ну они еще по инерции несколько секунд руками помахали, и все.
– Что, все? – спросил любопытный Рагоза, позабыв про обиду.
– Ну все и есть. Музыки нет, зал ждет. Выкрутились, правда. Пока там техники мудрили, начали автографы девчонкам у сцены раздавать. Те с них еще все майки на сувениры разодрали, я фото в журнале видел. Ну дело не в этом. Наладились потом и кое-как допели. А после выступления у них ведущий вечера должен был что-то вроде интервью при народе взять. Так вот он им вопрос задает, а они молчат. Потом сказали, что были проблемы с микрофоном… Но злые языки поговаривают…
– Ну? – Рагоза блестел глазами, снедаемый любопытством.
– …Злые языки поговаривают, что это фонограмма во второй раз отказала.
Лагач захохотал.
– Да ну. Брехня, – возразил Рагоза, без особой впрочем, уверенности.
– А я верю, – сказал Лагач. – Их ведь на сцену не по коэффициенту интеллекта отбирают.
– Ну так уж и все. А Милена Божич? У нее ведь докторская степень по биологии, – спросил Рагоза.
– Божич – это исключение, – сказал Лагач.
Тем временем по радио началась новая песня. Ее душевно гундосил бодрый баритончик:
…Поднимем стаканчик граненый
Откусим огурчик соленый
Друг другу о жизни расскажем не спеша.
И благом наполнится душа!
Лагач потянулся и выключил радио.
– Посмотрите пока лучше сопутствующую информацию по адресу. Скоро уже подъедем. План здания и прилегающих улиц. И прочее…
Роман ввел адрес в бортовой компьютер и вывел план здания. Рагоза наклонился вперед и, ухватившись за подголовник переднего сиденья, тоже стал смотреть. На плане красовался стандартный типовой многоэтажник довоенной постройки, прозванный в народе «муравейником».
– Так, девятый этаж… Окна только во двор… Два выхода на улицу… Один на этаж, – бормотал Рагоза, глядя, как Роман вертит по экрану трехмерную схему. – Пожарных лестниц, водосточных труб и балконов рядом с окнами квартиры нет.
– Потенциально опасные субъекты? – спросил Лагач.