Коснулся руля, рычага переключения передач. Вдохнул неописуемый кисло-сладкий запах новой машины и новой кожи. Очень красиво. Все очень красиво. Он сделал хороший выбор. Но как же называется цвет этой машины? Он забыл спросить. Какой-то серовато-желто-зеленый. Нет, не совсем так. Он закрыл глаза на минуту, поискал и нашел слово: селадон. Он никогда раньше его не слышал, но теперь у него такая машина — «порше» цвета селадон.

— О'кей — хоккей.

Он медленно провел ладонями обеих рук сверху вниз по своей сломанной левой ноге так, словно она была насквозь мокрая, а он отжимал из нее воду. Дойдя до щиколотки, он поднял брючину, чтобы посмотреть. Нога снова стала целой — ни следа, ни отметины.

Через несколько минут у него свидание. Надо выглядеть презентабельно, а не как человек, которого только что сбила машина. Он провел руками вдоль всего тела, и грязная, рваная одежда превратилось в то, что было надето на нем час назад — новую белую футболку и бежевые брюки. Он провел руками по шее и лицу. От одного прикосновения все грязные разводы и царапины, полученные во время несчастного случая, исчезли. Борода была аккуратно подстрижена, а в салоне запахло одеколоном «Старая фланель». Он протянул руку и повернул к себе зеркальце заднего вида. То, что он там увидел, его вполне устроило. Пора к Лени.

* * *

— Селадон, — произнес Этрих с удивлением.

Незнакомое слово только что само прыгнуло ему на язык, как яйцо.

Изабелла поглядела на него, ожидая продолжения. Они сидели в трамвае и держались за руки, возвращаясь с Центрального кладбища в город. Посещение могилы Петраса Урбсиса ничего не дало. Оба были подавлены и совершенно не представляли, что делать дальше.

Этрих покачал головой:

— Понятия не имею, что это за слово такое.

— Тогда зачем говоришь?

— Не знаю. Само откуда-то выскочило.

«Ну и что?» — явственно говорил ее взгляд. Но Этрих покачал головой, потому что это было еще не все.

— Нет, ты не понимаешь.

— Так объясни мне, Винсент.

Он остановился, чтобы подумать, и взглянул на ее ладонь в своей руке. Отняв свою руку, он раскрыл ее пальцы и положил свою ладонь поверх ее ладони. Она что-то почувствовала — щекотку, не сильное, но настойчивое тепло. Он поднял руку. Посреди ее ладони красовалось слово «селадон», написанное аккуратными буквами соответствующего цвета. Она изумленно выдохнула и сжала ладонь в кулак.

Этрих заулыбался.

— Вот что оно значит. Этот цвет.

— Что значит?

— Селадон. Это цвет, которым написаны эти буквы. — Он указал на ее ладонь. Его улыбка стала еще шире.

— Откуда ты знаешь, Винсент? Ты ведь только что сказал…

— Я знаю, знаю. Погоди-ка минутку, Физз. Мне надо подумать.

Расстроенная тем, что уже случилось сегодня, она почти рассердилась на него за эту дурацкую шутку, которую он выкинул без всяких объяснений. В раздражении Изабелла не придумала ничего лучше, чем еще раз взглянуть на свою ладонь, где появилось незнакомое зеленое слово. Селадон. Ей захотелось потереть ладонью о брюки и стереть его.

Винсент долго молчал. Она то и дело поглядывала на него то прямо, то украдкой, искоса, проверяя, готов он что-нибудь сказать или нет. Но он продолжал смотреть в окно и ни разу даже не взглянул на нее.

Беспокойство и нетерпение Изабеллы усиливались с каждой минутой. Однако вместе с любопытством росла и ее злость. Что происходит? Она смотрела на слово на своей ладони, она смотрела на Винсента, она смотрела в окно. И ничего не могла придумать. Как им выбраться из переделки, в которую они попали, она тоже придумать не могла. Может, Винсент что-нибудь знает или будет знать, когда вынырнет из своего молчания. А вдруг он и в самом деле напал на след чего-то полезного?

Сунув руку в карман, он вытащил бумажник. Из него достал клочок бумаги. Она увидела, что на нем в столбик написаны какие-то слова.

— Что это?

— Дай-ка мне еще раз твою руку.

Она нахмурилась, но сделала, как он просил. Он посмотрел на нее, потом заглянул в свой список и спросил:

— Знаешь, что такое герменевтика?

— Герман что?

— Отлично.

И он положил свою раскрытую ладонь поверх ее ладони. И снова она почувствовала то ли тепло, то ли дрожь, то ли что-то в этом роде. Ничего страшного или неприятного, но достаточно ощутимо.

Этрих улыбнулся и сказал:

— Это значит объяснение, толкование.

— А?

— Взгляни на свою руку.

Там, где минуту назад красовалось слово «селадон», теперь печатными буквами того же цвета было написано «герменевтика». Она отдернула ладонь и прижала ее к груди.

Этрих показал на бумажку:

— Когда я читаю что-нибудь и встречаю незнакомое слово, я выписываю его на отдельный листок. Потом, когда возникает возможность, смотрю их в словаре. Иногда их накапливается целая куча.

Изабелла заглянула в его список и увидела, что герменевтика стояла в нем первой.

— И ты не знал, что оно значит, пока только что не приложил свою руку к моей?

— Вот именно. — Этрих сказал это ободряюще, в надежде, что она сама, без подсказки, поймет то, что становилось ясно ему.

— И что такое селадон ты тоже не знал?

На этот раз он ничего не сказал, давая ей возможность самой развить мысль, продумав ее вслух.

— Значит, все дело в нас, Винсент? В нас двоих — не только в тебе и не только во мне. Ответы приходят, когда мы вместе, когда мы связаны?

— Да, я думаю, что так оно и есть, Физз.

— Давай еще раз. Попробуй другое слово. — Она взяла у него список и по слогам прочла забавное второе слово.

— Борборигмус.

Потом протянула руку ладонью вверх и нетерпеливо пошевелила пальцами.

— Ну, бери — попробуем еще раз.

Этрих взял ее за руку и повторил слово. И засмеялся.

— Это газ, который образуется в животе. Когда живот урчит, потому что ты не поела или когда расстраивается.

— Газ в животе?

Отняв у него свою ладонь, она прикрыла ею рот, потому что ей тоже стало смешно. Потом, сообразив что-то, она опустила ладонь и заглянула в нее. На месте «селадона» оказался «борборигмус».

— Дай я попробую. Дай попробую. — Она схватила Винсента за руку и сказала: — Худна. — Ее глаза были полны ожидания.

Он не колебался.

— Это по-арабски. Означает временное прекращение огня. Откуда это?

— Из статьи про Израиль и Палестину, которую я читала вчера. Мне слово понравилось; понравилось, как оно звучит. Я все ходила и твердила его про себя — худна, худна.