25

Ротмистр Саган, скучая у окна явочной квартиры на улице Гоголя, прикурил тонкую сигару. Наступил Новый год, положение на фронте ухудшалось с каждым днем.

Он взял щепоть кокаина, втер его в десны — кровь понеслась по его разгоряченным венам. Усталость сменил бьющий фонтаном оптимизм, ударивший в голову; он почувствовал, как к его губам приливает кровь, они раздуваются.

Глубокой январской ночью со стен и пиков Петропавловской крепости на Неву падал свет фонарей. Справа от нее, вдоль набережной, виднелись огни Зимнего дворца, хотя государь не жил здесь с 1905 года. Государыня поселилась в Царском Селе, государь был на фронте. Но эта крепость представляла собой величие самодержавия: в его стенах были похоронены Петр Великий, Екатерина и их наследники вплоть до отца правящего императора. Но тут же находилась и тюрьма: в ледяных камерах Трубецкого бастиона держали анархистов, нигилистов, социалистов, которых он сам и арестовал.

Он услышал, как хлопнула дверь. Послышались шаги.

Она? Или один из их боевиков? Когда-нибудь такой вот щелчок двери и этот пейзаж за окном могут стать последним, что он запомнит, прежде чем пуля размозжит ему затылок. Может статься, что именно ее безрассудный пальчик спустит курок. Но в этом-то и состояла «большая игра», та полная опасностей жизнь, которую он вел, — его личная жертва на алтарь Отечества. Он верил в Бога, верил, что попадет в рай: если не верить в Бога и его Сына, Иисуса Христа, — что останется? Лишь суета и грех. Если он сейчас умрет, то больше никогда не увидит свою жену. Однако ради таких встреч такой непостижимой ночью и стоило жить.

Он даже не обернулся. Он ждал, жадно вглядываясь в контуры красного дворца Меньшикова, — крепость, замерзшую реку, весь город, созданный Петром Великим. Он знал, что это она входит в комнату, садится на диван. Он почти физически ощущал ее присутствие.

Сашенька, похожая в своей простой серой юбке и белой блузке на строгую провинциальную учительницу, рассматривала книгу. Саган восхитился, глядя, как она изменилась со времени своего ареста. Хотя ее волосы были затянуты в тугой узел на затылке, а на напряженном лице не было и следов косметики, от этого ее серые глаза казались еще глубже, несколько морщинок лишь придавали еще большее очарование.

Чем тщательнее она скрывала свою фигуру, чем меньше флиртовала, тем чаще он украдкой любовался ею.

Она казалась ему все неотразимее… совсем красавицей.

— Так что, товарищ Петр, — так она его теперь называла, — у вас есть для нас информация? Или нет? Самовар вскипел? Можно чаю?

Саган заварил чай. Они часто встречались и стали вести себя более непринужденно. Он все не мог решить, то ли она встречается с ним потому, что он ей начал нравиться, то ли по приказу партии. «Мы, мужчины, странные», — думал он, хотя ему хотелось надеяться на первое. Приятно нравиться, пусть даже такому совсем еще юному существу. Но он не забывал, что нежные чувства — привязанность, тем более любовь, — могут не только сломать карьеру, но и зачеркнуть его высокое жизненное предназначение.

Правила «большой игры» он усвоил накрепко. Если за ниточки дергает Мендель, этот хромоногий большевик наверняка хочет, чтобы Саган увлекся Сашенькой по-настоящему. Этого допустить было нельзя. Он и не допустит. Саган всегда держал себя в руках.

— С Новый годом, Земфира, — поздравил он, троекратно целуя ее по русскому обычаю. — Как у вас дома встретили тысяча девятьсот семнадцатый год?

— Весело. Почти как в богадельне.

— Как ваша матушка?

— Если вам и вправду интересно, спросите своих шпиков. — Привычка к их тайным встречам сделала ее более дерзкой. Однако он убедился, что со времени смерти Распутина она стала ему доверять, — не теряя, впрочем, большевистской бдительности. Когда они встретились на следующую ночь после смерти Распутина, она поблагодарила его. На мгновение ему даже показалось, что она по-дружески обнимет его, однако этого она не сделала. Но они продолжали встречаться.

— Баронессе помогает опиум? А гипноз? Как я понимаю, гипноз должен помогать.

— Мне это глубоко безразлично, — ответила она.

— Думаю, ей лучше. Она шьет новое платье и жалуется на выходки дяди Гидеона.

— А развод?

— Папá надо бы с ней развестись, да вряд ли он на это отважится. Она пропащая душа — не верит ни во что, кроме удовольствий. А впрочем, я редко сейчас бываю дома. — Повисла пауза.

— Партия набирает силу. Вы заметили? Видели очереди за хлебом? Каждый день дерутся за последние буханки.

Он вздохнул: внезапно ему страстно захотелось понюхать еще кокаина и заглушить желание рассказать ей побольше о себе, побольше о том, что ему известно. Волна отчаяния и безнадежности, захлестнувшая улицы, теперь неожиданно обрушилась и на него. Неужто вот-вот — и не станет ни веры, ни царя, ни Отечества?

— Вам же из собственных донесений известна правда, — продолжала она, подаваясь вперед. — Я знаю, вы нам сочувствуете. Ну же, смелее, Петр! Расскажите мне о себе — а то мне, пожалуй, станет скучно с вами, и мы больше никогда не встретимся. Расскажите мне что-нибудь такое, чего я не знаю. Расскажите, что пишут в ваших донесениях.

Проницательные серые глаза сурово смотрели на него. Он промолчал.

Она удивленно подняла брови и развела руками.

Потом вскочила, схватила свою каракулевую шубу и шапку и решительно направилась к двери.

— Постойте! — воскликнул он. Ротмистру не хотелось, чтобы она уходила. — У меня голова раскалывается. Позвольте, я приму что-нибудь укрепляющее.

— Пожалуйста! — Она наблюдала, как он открывает украшенную фамильным гербом серебряную шкатулку, усыпанную бриллиантами, берет добрую щепоть белого порошка и начинает втирать в десны. Артерии расширились, к вискам прилила кровь… Неужели она увидит, как разбухают его губы?

— Наши донесения, — начал он, — предупреждают царя о революции. Я только что сам написал рапорт следующего содержания: «Если не пополнить запасы продовольствия, то поддерживать спокойствие на улицах Петрограда станет затруднительно. Гарнизон хранит верность присяге, но…» Да к чему это все? Новое правительство — смех, да и только! Штюрмер, Трепов, теперь эта старая развалина — князь Голицын… Пигмеи и мошенники! Убийство Распутина ничего не решило. Нам нужны свежие силы, свежие идеи. Я не со всеми идеями, какие вы исповедуете, согласен, но некоторые из них не лишены смысла…

— Интересно. — Сашенька стояла прямо перед ним, и ему показалось, что он чувствует ее запах — лавандовое мыло от Пирса.

Она задумчиво покусывала губу. Он понял, что она повзрослела быстрее, чем ему до сих пор казалось. — Мы топчемся на месте, товарищ Петр, верно? Но терпение у нас не безгранично! Если вы думаете, что мне нравится с вами встречаться — быть может, вы и правы. Мы стали почти друзьями… но друзья ли мы на самом деле?