отправленные туда доктором Дрейфом и ему подобными).

Тогда он вернулся к письменному столу, вскарабкался на стул и вытащил пожелтевший листок бумаги.

— Сейчас я вам выпишу одно легонькое лекарство, которое вам надо принимать в случае, если вы очень разойдетесь!

Да, что-что, а уж сильное лекарство она получит!

Пусть оно раз и навсегда превратит ее в послушную, маленькую, безобидную тень, которая едва позволяет себе робко и по-детски улыбаться мужчинам в том случае, если они к ней обратятся,

которая сидит в своей спальне и разглаживает фиалки для своего гербария и бесконечно расчесывает свои длинные, гладкие как шелк светлые волосы,

которую можно как угодно осквернять и избивать, и она ничему не противится,

которая с пустыми глазами бродит по саду своего отца и рвет цветы, чтобы воткнуть себе в волосы, и чье единственное желание в жизни — выйти замуж и нарожать детей.

Да, лекарство должно раз и навсегда усыпить воспоминания об этих беспокойных существах,

ведьмы, монахини, разрезанные на куски проститутки должны совершенно стереться из памяти и исчезнуть,

и половой зов тоже можно будет держать в ежовых рукавицах

(так как лекарство было комбинированным препаратом),

и нездоровое стремление взобраться на вулканическую гору совершенно ее покинет,

у нее на это не будет больше сил,

нет, вместо этого она, пребывая в трансе, посвятит свою жизнь благородному делу деторождения, выпекания булочек, вязания, шитья и обожания собственного мужа,

всех мужчин,

всего мужского рода,

и таких, как он,

доктор Дрейф!

Он быстро писал и в то же время объяснял, как надо принимать лекарство:

— Значит, принимайте по три зеленых таблетки через день в течение месяца, а потом по пять черных через день каждый час,

затем целый год принимайте по две голубых через день один раз в день, а всю оставшуюся жизнь принимайте по десять желтых драже каждые полчаса тогда, когда вам это покажется нужным,

и вы увидите, как чудесно все устроится!

Он сложил рецепт, женщина поднялась,

такая же чудовищно огромная, как и раньше, она прочно стояла на ногах.

Она взяла со стула свое пальто,

однако, к сожалению, больше не чувствовала себя легкой и свободной.

Словно камень снова заполнял ее рот

(хотя и был пока еще размером с бусинку).

Дрейф сполз со стула и стоял возле письменного стола, так как не хотел без надобности приближаться к ней…

Он протянул ей листок, а она очень грустно и довольно осторожно улыбнулась,

потому что все это до сих пор не укладывалось у нее в голове.

И Дрейф впервые почувствовал некоторую жалость к пациентке,

видя ее замешательство и печальное лицо

(бедное-несчастное создание,

рожденное женщиной,

осужденное всю жизнь прожить женщиной,

которому отказано во всем, что является настоящей, истинной жизнью!).

Чтобы поднять ей настроение, он бодро произнес:

— Только, ради бога, не размышляйте об этом слишком много,

если вы будете принимать лекарство, то увидите, что все будет хорошо.

Вы на удивление милая и очаровательная женщина,

выходите замуж, вышивайте монограммы на салфетках, обожайте и обихаживайте мужчину, за которого выйдете замуж,

ведите себя хорошо,

да, ведь жизнь истинной женщины бесконечно богата и велика,

вы и представить себе не можете!

Он сам чувствовал, как пусто и равнодушно звучит его голос,

который от долгого анализа стал каким-то изношенным и жидким,

но женщина выглядела так, будто наконец согласилась с особенностями своей психики и вечной женской ролью.

— Да, доктор, раз вы так говорите, то…

Дрейф испытал такое невероятное облегчение, что не смог удержаться и воскликнул:

— То-то же,

вы, я вижу, поправляетесь!

В своем рвении он чуть было не коснулся ее,

но в последний момент остановился

и ограничился тем, что смеясь смотрел на нее и растроганно бормотал:

— Гора в Перу… писать книги!

Последняя мысль почему-то необыкновенно веселила его, он долго и от души смеялся.

Затем он поднялся на цыпочки, открыл наконец дверь, слава тебе Господи, чтобы выпустить ее,

и за секунду то того, как она вышла в прихожую, добавил:

— А если вы захотите о чем-нибудь спросить меня, то запросто обращайтесь ко мне,

не забывайте, что я — эксперт,

я изучал духовную жизнь женщин всю свою взрослую жизнь,

нет ничего такого, чего бы я о них не знал!

А женщина, устало и грустно улыбаясь,

ответила:

— Да, доктор.

После чего Дрейф молниеносно закрыл дверь, запер ее, привалился к ней, закрыл глаза и глубоко и с облегчением вздохнул.

Несколько минут спустя он все еще стоял за дверью и массировал,

точно так же как и в начале,

свои ноющие виски.

За окном было темно и тихо.

Улицы были совершенно пусты.

Жители города Триль разошлись по домам, где они часами, перед тем как улечься в постель, играли в карты, ссорились, стирали, что-то пекли и колотили своих детей

(а в одном доме всего на пару кварталов дальше городской убийца-маньяк занимался тем, что прятал части тела своей последней жертвы под половицами в своей квартире,

в которой к этому времени уже не хватало места, потому что на совести у него было двадцать юношей).

В прихожей слышно было, как обе пациентки обмениваются учтивыми фразами

(и это не понравилось доктору Дрейфу,

ему хотелось бы, чтобы пациентки никогда и ни при каких обстоятельствах не вступали в контакт друг с другом, потому что, в подобных случаях, небось, сразу же последуют наговоры, хихиканье и насмешки над ним).

Кроме боли в голове он чувствовал себя совершенно нормальным до того момента, когда его вдруг,

без малейшего предупреждения,